16 января 1942 года. 18:05. Северная Таврия. дорога на Каховку.
Майор морской пехоты Сергей Рагуленко.
После того как остатки немецкой группировки были окружены, генерал бросил вперед два батальона, костяком которых были балтийцы из 2012 года. Мой, и майора Франка. Вася Франк, несмотря на немецкую фамилию, чистейший русак. Здоровый, толстошеий, флегматик, чем-то похожий на носорога. Но, язык предков — это святое, его он знает отлично. Задача, которую поставил нам генерал, проста, как три копейки. Двигаться вперед вдоль дороги, уничтожая все живое. Каховку желательно захватить с ходу. Не получится — провести разведку боем, и ждать подкреплений.
Но пока до Каховки еще далеко. Последнее из отставших подразделений — 75-мм артбатарею на автотяге мы вдавили в дорогу полчаса назад, и теперь впереди бесконечная лента шоссе, которая, то поднимается вверх в этой волнистой степи, то спускается вниз.
Темнеет. Это хорошо. Приказываю водителям переключиться на ПНВ, фар ни в коем случае не включать. Водители трофейных транспортеров должны "держаться" за габаритные огни впереди идущих машин. Этот режим "колонна-призрак" мы отрабатывали на тренировках перед операцией. И вот, поднимаемся на очередной увал, а перед нами немецкая автоколонна. Свет фар в глаза, задыхающийся рык моторов, машины идут на подъем. Интересно, кто такие? Темно нахрен, ничего не видно, а ПНВ ничего кроме силуэта не дает, уж слишком сильно слепят фары.
Полугусенечники назад, БМП расходятся по степи вилкой, готовые в любой момент прочесать колонну продольным огнем. У двух свеженьких грузовиков и перегораживающих дорогу тягачей, с еще не смытой немецкой маркировкой, прикомандированные "мышки". При полном параде они изображают патруль полевой жандармерии. Взмах жезла с кружком, и передовой грузовик покорно останавливается. Наблюдаем за этой картиной метров с тридцати. Подходит очевидно старший колонны, о чем то спорит, размахивает руками, потом забирает документы и поворачивается чтобы вернуться к своей машине.
— Медики, это, — докладывает старший разведчиков, пока немец идет обратно, — полевой госпиталь. А в хвосте у них рембат 23-й танковой дивизии, задержались с разгрузкой. Смотрю на Франка, а тот только сопит. Были бы солдаты — разговору нет, а тут госпиталь, бабье… Мы-ж не фашисты, потом до смерти грех не замолишь.
— Василий Владимирович, — говорю я ему ласково, — возьми мегафончик, и скажи людям на родном языке Шиллера и Гете, чтоб поднимали руки и дурью не маялись. Дело их фашистское проиграно, так что дальше плен, Сибирь, балалайка. Если в преступления не замараны, кровь людскую не пили, то и бояться им нечего.
