— Давай, Петров, рассказывай. — повторил Федоров.
Петров надрывно откашлялся и придвинулся поближе к костру. Его лицо вдруг приняло такое вымученное выражение и стало таким жалким, словно он уже сожалел о том, что какой-то черт дернул его за язык. Но увиливать от рассказа было поздно.
— Только сразу предупреждаю. — заговорил он, что-то обдумав в уме, что лично я ничего не видел. Но видел человек… которому я верил больше остальных на свете. И не просто видел, а сам побывал на этой тарелке.
Раздались тихие возгласы удивления.
— Неужели?.. — зачарованно спросил Качалкин.
— Раньше ты почему-то об этом не рассказывал, — недоверчиво сказал Иванов.
— Да раньше не до того было. — ответил Петров. — Раньше не было надобности. Можете не верить, а можете и верить, это не имеет для меня абсолютно никакого значения. Но и эта история — совершеннейшая правда. Понятно? У меня нет никаких оснований не доверять моему товарищу. Он мне рассказал и я безоговорочно поверил, сто так и было на самом деле… К тому же все признаки абсолютной достоверности происшедшего с ним были на лицо.
— Какие признаки? — с замиранием сердца спросил Паралеев.
— Такие… — взгляд Петрова словно подернулся дымкой воспоминаний. Он вернулся оттуда совсем седой. А через два дня… — трагически добавил он, подумав, — умер.
Наступила гнетущая тишина.
— А отчего умер? — наконец осторожно спросил Иванов.
Петров взял в руки прут и стал задумчиво ковырять им в костре. Все в упор глядели на него. Казалось, от Петрова исходит какой-то неведомый магнетизм, накрепко приковавший внимание слушателей. И никто не замечал, как сильно дрожат его руки.
— Он поведал мне страшную историю… — продолжал Петров. — Очень страшную. Мне не хотелось бы верить в то, что ТАКОЕ может быть на самом деле, но…
Прут полетел в костер и вспыхнул ярким пламенем. А когда он испепелился, Петров уже пришел в себя. Он закурил папиросу и стал говорить тоном заядлого рассказчика:
— Поведал он об этом, конечно же, не только мне одному. Он пытался предупредить и других. Но вы прекрасно понимаете, что обычно таким попыткам грош цена. В милиции, которую это, кажется, должно касаться больше всех, крутили пальцем у виска и кивали в сторону сумасшедшего дома. В конце концов ему не поверил даже комитет по изучению НЛО. Все думали, что мой друг сошел с ума. Он сдал буквально за два-три дня. Нервы. Совершенно здоровый, цветущий до этого человек… Он умер… Один я всему этому поверил. Я — единственный человек, который знает ИСТИННУЮ ТАЙНУ ЛЕТАЮЩИХ ТАРЕЛОК! И у меня сегодня ни с того ни с сего появилось вдруг странное предчувствие, что надо об этом рассказать. Необходимо рассказать, и все тут! — Он снова поглядел на костер, а затем вымученно добавил: — Скверное такое предчувствие… очень скверное.
