Во время чая сестра Макбрайд, которая официально приступала к своим обязанностям только с десяти часов, но которая в тот день не могла спать из-за суеты, охватившей дом, сказала сестре Чартерис:
— Я, пожалуй, сбегаю в «Бутс», дорогая. Я скоро вернусь. У меня закончились духи.
Сестра Чартерно с удивлением взглянула на коллегу. Ее всегда смущали кокетливые манеры этой высоченной дамы.
— Если тебе не трудно, не могла бы ты захватить для меня аспирин? Конечно, дорогая, — сестра Макбрайд встала. — Ну что, я побежала. Привет! — и она вылетела из комнаты.
Паузу нарушила миссис Хинтон. Голос ее был резким и бесстрастным. Так часто говорят глухие.
— Господа, спасибо тебе, что эта ужасная женщина завтра уезжает от нас. Она такая вульгарная и к тому же самовлюбленная дура.
Сестра Чартерно мрачновато ухмыльнулась. Несмотря на то, что она разделяла мнение своей пациентки, она посчитала более разумным промолчать. От необходимости ответить ее спасла открывшаяся дверь, и в комнату вошел Томпсон, дворецкий. Он направился к сестре Чартерис:
— Извините, сестра, вас к телефону.
— Кто там?
— Я не расслышал имя, — он прекрасно узнал голос доктора, но был предупрежден о том, что не стоит упоминать его имя в присутствии «помешанной старухи».
— Извольте сказать, что я иду.
Он вышел, оставив женщин одних. Миссис Хинтон посмотрела на сестру взглядом, в котором был вопрос и подозрение.
— Я скоро вернусь, моя дорогая, — сказала сестра Чартерис и поспешила вниз по лестнице вслед за Томпсоном, спрашивая себя, кто бы мог ей звонить.
Оставшись одна, миссис Хинтон подошла к окну. Взглянув на аллею, она увидела Мэри, которая неслась на велосипеде по дорожке. Миссис Хинтон постучала по стеклу, пытаясь привлечь ее внимание, но девочка была слишком далеко, чтобы ее услышать, однако в это мгновение Мэри случайно посмотрела вверх и увидела бабушку, улыбающуюся ей и призывно машущую ей рукой. «Бедняжка, — подумала она, — все время торчать в комнате». Девочка кивнула ей и побежала в дом.
Миссис Хинтон улыбнулась. Сестра придет гораздо позже, чем сказала, надоевшая болтунья!
Минуту спустя она услышала легкие шаги в коридоре.
— Бабуля! — позвала Мэри сквозь полуоткрытую дверь.
— Тише, мое дитя! Не надо так шуметь. У меня ужасно болит голове, — но входи, моя дорогая, входи. — Мэри подбежала к дивану и подняла голову, чтобы бабушка могла ее поцеловать. Она подумала, как странно та выглядит. Эти глаза, уставившиеся на ее лицо, на ее горло… ото страшное выражение глаз… Мэри попыталась определить его: выражение дикого желания утолить голод.