Аристократия и демос: политическая элита архаических и классических Афин | страница 50



Одной из самых демократичных реформ Солона было введение суда присяжных – гелиеи. Этот народный суд имел значение прежде всего последней апелляционной инстанции: в него могло обратиться с жалобой лицо, которое было недовольно приговором, вынесенным по его делу разбиравшим его магистратом (Аристотель, Афинская полития. 9. 1; Плутарх, Солон. 18).

Участвуя в суде присяжных, рядовой гражданин мог с особенной силой ощутить свою реальную власть: за ним оставалось окончательное решение, он мог отменить любой приговор самого высокого должностного лица, а обратный порядок был невозможен. Не случайно впоследствии роль гелиеи все возрастала и возрастала. Вначале, следует полагать, апелляции в нее вряд ли были частыми и регулярными; суд по-прежнему вершили магистраты из коллегии девяти архонтов (за каждым из них был закреплен особый круг дел, находящихся в рамках его компетенции). Затем апелляция в гелиею стала обязательной. Наконец, в эпоху афинской демократии разбор дела магистратом хотя по традиции сохранялся, но был уже чисто формальным предварительным рассмотрением правомерности претензий обвинителя. Приговор же выносила коллегия гелиеи, а магистрат лишь председательствовал в заседании, причем, отметим специально, без права голоса.

Еще одним новым органом государственного управления, учрежденным Солоном, был Совет Четырехсот, названный так по количеству членов (Аристотель, Афинская полития. 8. 4; Плутарх, Солон. 19). Составлялся он на равных основаниях из представителей четырех аттических фил: каждая выдвигала по 100 булевтов. Совет Четырехсот, бесспорно, следует считать альтернативой древнему Ареопагу: в полисе фактически появились два института, которые если не дублировали друг друга, то все же не могли не вступать в некую коллизию, тем более что распределение функций между ними вряд ли с самого начала было вполне ясным и бесспорным. По сообщению Плутарха, Совет Четырехсот обладал пробулевтической прерогативой, то есть готовил и предварительно обсуждал проекты постановлений для народного собрания, а Ареопаг осуществлял «надзор за всем и охрану законов». Иными словами, до ликвидации политической роли аристократического Ареопага было еще очень далеко. Полномочия этого органа оставались весьма внушительными; он назывался «верхним советом» и занимал в иерархии власти более высокое положение, нежели Совет Четырехсот. И тем не менее монополии ареопагитов на принятие принципиальных решений был положен конец. Ареопаг не вырос в подобие римского сената, хотя в досолоновское время такую тенденцию, бесспорно, имел.