Она всем сердцем любила их обоих.
И чувствовала свою вину в пропасти, что пролегла между ними.
— Посмотри, — сказал Куин, кивая на малышку. — У нас тут две звездочки спят без задних ног… ну, точнее полторы.
Когда он улыбнулся, Лейла не поверила ему. Его взгляд не переставал изучать ее лицо, пытаясь выяснить, что именно она скрывала. Лейла отошла, чтобы усложнить ему задачу.
— Они хорошо спят, хвала Деве Лето… э-эм, хвала Богам.
— Ты спустишься с нами на Последнюю Трапезу? — спросил он беззаботно.
Блэй выпрямился.
— Фритц сказал, что приготовил все, что ты любишь.
— Он всегда так добр. — Она подошла к кровати и показательно долго устраивалась на подушках. — На самом деле, я проголодалась ночью и в два часа спустилась на кухню за овсянкой и тостом. Кофе. Апельсиновый сок. Съела завтрак вместо ланча. Знаете, порой хочется отмотать время назад и начал ночь заново.
Жаль, что такое возможно только на словах.
Хотя… будь у нее такой выбор, она бы отказалась от знакомства с Кором?
Да, подумала Лейла. Она бы предпочла никогда не знать о его существовании.
Любовь всей ее жизни, ее «Блэй», ее вторая половинка, душа и сердце… был изменником. И ее чувства к мужчине стали открытой раной, через которую в нее попала бактерия предательства, распространившись по всему телу.
Так она оказалась здесь, в сотворенной своими же руками тюрьме, мучилась от того, что связалась с врагом; сначала из-за шантажа …. позднее потому, что жаждала его общества.
Но разрыв был печальным, Кор сам положил конец их тайным встречам, когда она заставила его признать свои чувства. А потом ситуация из печальной стала откровенно трагичной, когда его пленило Братство.
Сначала она не могла ничего выяснить о его состоянии. Так, чтобы не раскрыть себя… даже признавшись во всем, она бы не смогла спасти его.
И она застряла здесь, стала призраком, которого мучили чувства, опутанная ядовитым плющом вины и сожалений, без всякой надежды на освобождение.
— …правда? В смысле… — Блэй продолжил говорить ей что-то, и пришлось потереть глаза, чтобы сосредоточиться. — …в конце ночи, когда ты здесь, с малышами. Ни в коем случае не хочу сказать, что тебе не нравится проводить время с ними.
Уходите, — она мысленно обратилась к мужчинам. — Прошу вас, уходите, оставьте меня одну.
Дело не в том, что она не хотела, чтобы они общались с малышами, и не то, что бы она питала неприязнь к отцам Лирик и Рэмпа. Ей просто нужно дышать, а это было невозможно, когда кто-то из этих мужчин смотрел на нее таким образом, как они смотрели на нее сейчас.
