| Always the same impassible member of the Reform Club, whom no incident could surprise, as unvarying as the ship's chronometers, and seldom having the curiosity even to go upon the deck, he passed through the memorable scenes of the Red Sea with cold indifference; did not care to recognise the historic towns and villages which, along its borders, raised their picturesque outlines against the sky; and betrayed no fear of the dangers of the Arabic Gulf, which the old historians always spoke of with horror, and upon which the ancient navigators never ventured without propitiating the gods by ample sacrifices. | Он неизменно оставался все тем же бесстрастным человеком, все тем же невозмутимым членом Реформ-клуба, которого не могли застать врасплох никакие происшествия или несчастные случаи. Он казался не более возбужденным, чем судовой хронометр. Он редко показывался на палубе. Он мало интересовался Красным морем, столь прославленным событиями первых веков истории человечества. Он не выходил полюбоваться городами, разбросанными по берегам моря, живописные силуэты которых порою вырисовывались на горизонте. Он даже и не думал об опасностях этого Арабского залива, о котором историки древности - Страбон, Арриан, Артемидор, Эдриси - упоминают не иначе как с ужасом и в который мореплаватели отваживались некогда проникать, лишь обезопасив себя искупительными жертвоприношениями. |
| He made his four hearty meals every day, regardless of the most persistent rolling and pitching on the part of the steamer; and he played whist indefatigably, for he had found partners as enthusiastic in the game as himself. | Прежде всего он четыре раза на дню принимал пищу, причем ни боковая, ни килевая качка не могла помешать работе его организма - этой превосходно налаженной машины. Затем он играл в вист. Да! Он нашел партнеров, таких же азартных, как и он сам. |
