Генерал Васютин был не молод. Он был даже стар. Даже больше: он был и стар, и лыс, и плюгав, но он был храбр. Под Бородином одна и та же бомба оторвала ногу его отцу и голову деду.
В жилах Никанора Васютина текла, правда теперь немного с плесенцой, но все же бурная когда-то кровь генералов Васютиных.
Конечно, был храбр и он, генерал Никанор Васютин!
Но при чем же тут храбрость, если болит зуб? В зубной червоточине гибнут навсегда все добрые порывы и внутренние спасительные помыслы. И вот Никанор Иванович совсем не страдал недугом пьянства, но он выпил полбутылки коньяку.
Он выпил и даже намазал щеку коровьим маслом, но эти фланговые удары ему не удались: зуб вел себя по-прежнему и производил вылазку за вылазкой. Тогда Никанор Иванонич решил ударить о фронта. Он со стоном пересел к зеркалу, поставил на подзеркальник свечу и чернильницу с керосином, а потом расрыл рот. Зуб — это был последний собственный зуб — сидел близко-близко, убийственно направив свою червоточину, как мортиру, в самое искаженное лицо генерала.
Никанор Иваныч обмакнул спичку с ваткой в керосин и решительно сунул ее в дупло… Зуб, скрежеща, подпрыгнул от неожиданности, ошеломленно молчал первую минуту и вдруг свирепо вскрикнул глоткой генерала Васютина и всей своей зазубренной пастью вгрызся в генеральскую щеку.
Генерал согнулся, разогнулся, испустил вздох и, решив сызнова ударить по флангам, допил коньяк.
Зуб не сдавался и контратакой ударил на Васютина. Это вышло потрясающе.
В этот момент в дверях появилась белая фигура, фигура была со свечкой. Это была супруга Никанора Иваныча, — Клавдия Николаевна. Между прочим, конечно, это была прекрасная женщина, — кто же не знает Клавдии Николаевны?! Женщина строгих добродетелей и неотразимых прелестей, но, извините, усы все-таки более подходят исправнику, нежели такой жен щине, как Клавдия Николаевна. Не может женщина безнаказанно усы носить.
Клавдия Николаевна остановилась в дверях и собиралась заявить, что Никаноров зуб не дает ей спать, что она четвертую ночь спит из-за этих воплей где-то на терраске, что у нее… Но она не сказала: она ахнула.
Ахнула она потому, что именно в эту минуту и произошло появление Долбуна. Занавеска стала отдуваться все больше и подозрительней, потом отогнулся край, и оба супруга ясно увидели коришневую неприличную спину Пигунковой выдумки.
Никанор Иванович сразу понял суть дела и молча, с неко торой укоризной, взглянул на пустую бутылку. Он испуганно вдавился в кресло, но, боясь выдать себя генеральше, молчал и ждал: Клавдия Николаевна не переносила винного запаха.
