|
| My friend said they were horrible and impressive beyond my most fevered imaginings; and what was thrown on a screen in the darkened room prophesied things none but Nyarlathotep dared prophesy, and in the sputter of his sparks there was taken from men that which had never been taken before yet which shewed only in the eyes. | Мой друг говорил, что тайны эти были ужасны и способны поразить самое воспаленное воображение; и картины, появлявшиеся на экране в затемненной комнате, предрекали то, что никто, кроме Ньярлатхотепа, не смел предрекать, и в суматохе своих вспышек он отнимал у людей то, что никогда не отнималось прежде, а лишь выражалось в глазах. |
| And I heard it hinted abroad that those who knew Nyarlathotep looked on sights which others saw not. | И я повсюду слышал намеки, что те, кто знал Ньярлатхотепа, наблюдали зрелища, недоступные для прочих. |
| It was in the hot autumn that I went through the night with the restless crowds to see Nyarlathotep; through the stifling night and up the endless stairs into the choking room. | Той жаркой осенью я шел сквозь ночь вместе с беспокойными толпами, чтобы увидеть Ньярлатхотепа; сквозь душную ночь, вверх по бесконечной лестнице, в тесную комнату. |
| And shadowed on a screen, I saw hooded forms amidst ruins, and yellow evil faces peering from behind fallen monuments. | И в смене теней на экране я видел закутанные в плащи фигуры посреди развалин, и злые желтые лица, выглядывающие из-за поваленных памятников. |
| And I saw the world battling against blackness; against the waves of destruction from ultimate space; whirling, churning, struggling around the dimming, cooling sun. | И я видел, как мир сражается с мраком, с волнами разрушения, которые шли из глубин космоса; вихрь, кружение, борьба вокруг тускнеющего, остывающего Солнца. |
| Then the sparks played amazingly around the heads of the spectators, and hair stood up on end whilst shadows more grotesque than I can tell came out and squatted on the heads. | Потом искры изумительно заплясали вокруг голов зрителей, и волосы у всех встали дыбом, в то время как тени, более гротескные, чем я могу описать, вышли и уселись на головах. |
| And when I, who was colder and more scientific than the rest, mumbled a trembling protest about "imposture" and "static electricity," Nyarlathotep drove us all out, down the dizzy stairs into the damp, hot, deserted midnight streets. | И когда я, более хладнокровный и образованный, чем остальные, дрожащим голосом пробормотал протесты насчет "мошенничества" и "статического электричества", Ньярлатхотеп вывел всех нас наружу по головокружительной лестнице на сырые, жаркие, пустынные ночные улицы. |
