Таня, не раздумывая, как настоящая женщина, направилась на кухню. Обыкновенная, современная кухонная мебель, только на окне вместо занавесок — жалюзи, в углу модный двухкамерный финский холодильник. И еще — очень чисто, никакой немытой посуды и хлебных крошек на столе. На тумбе для посуды стояла смешная белая керамическая кружка, из нее вылезала голова коровы. Таня повертела кружку, на дне прочитала — Женева. Ручная работа. Таня бережно поставила кружку на пустую полочку над тумбой. В кухне стало как-то красиво. Николай из коридора внимательно наблюдал, нет, любовался Таней. Если прежде, хоть одна из женщин, которые бывали в этой квартире, дотронулась хотя бы до одной вещи или решила помыть посуду, она тут же без объяснений вежливо и навсегда выпроваживалась из дома. Когда Таня переставила его любимую корову, ему понравилось, более того, он пришел в восторг. Таня зашла в комнату. Стены оклеены гладкими, без рисунка обоями, огромный коричневый кожаный диван. Над диваном — гравюры «под старину» с портретами ученых-физиков. Два письменных стола: на одном — компьютер с большим, как ящик, монитором, на другом — гора бумаг. Абсолютно простой (без виньеток и инкрустаций) шкаф, кожаное кресло, торшер, напротив — тумбочка на колесиках и довольно большой японский телевизор. На полу — бордово-гранатового цвета в мелкий геометрический орнамент персидский ковер. На окнах — шторы из плотного шелка на кронштейне, прикрепленном к потолку, люстра. Таню удивило и восхитило почти все в этом доме. Но, люстра! Это была не люстра, а хаотично перепутанный пучок тонких, алюминиевых трубочек, на конце каждой из них прикреплена маленькая, с пуговичку, белая лампочка. Люстра освещала всю комнату веселым, мягким светом.
— Это последнее достижение швейцарских физиков и дизайнеров — галогеновые люстры. Вообще, такие лампы много где используются, — пояснил Николай. Он был горд, счастлив и сиял ярче галогеновой лампы.
Таня очень устала, сильно побледнела.
— Можно я прилягу?
В одно мгновение постель была готова. Нет, это была не постель, а царское ложе. «Пуховая подстилка, что ли», — удивилась она. Чистое белье — черное, в огромных красных маках. Таня с трудом нагнулась, достала халат, ночную батистовую сорочку. Николай вышел из комнаты.
Таня открыла шкаф, там висела одежда Николая: костюмы, рубахи, свитера… свободной была всего одна вешалка. Она пристроила свою одежду на вешалку и, пытаясь закрепить крючок за палку, «ткнулась» носом в плечо костюма. От одежды Николая исходил какой-то удивительный аромат. Таня такого не знала. Да, там был легкий парфюмерный тон, и еще что-то, необъяснимое и притягательное. Таня еще не поняла, что это — запах мужчины, ее мужчины. Она подумала — если бы не мои синяки… Ее бросило в жар. Она легла на диван и мгновенно заснула. Николай сходил к соседям за раскладушкой — якобы племянница из провинции приехала, разложил вдоль кухонных комодов, и боком пролез к холодильнику за молоком. Когда он пил молоко, корова ехидно посмотрела на него и прошипела: «Ну что, жених!» Больше они никогда не разговаривали. Корова — ревновала, а Николаю теперь было с кем поговорить. Он улегся на скрипучую раскладушку, долго не спал, думал о Тане, об их любви — бесконечно счастливой, и о своих будущих детях.
