И слышен лиры его глас…
За веком новый век приходит,
Здесь – тот же день и тот же час.
Священный трепет будоражит
И ускоряет сердца стук…
Вот он войдёт сейчас и скажет:
«Я ждал тебя! Здорово, друг!
Что скажешь, как в Москве погода?
Легко ль добрался до меня?
И что диктует нынче мода,
Минутной новизной маня?
Что нового в Первопрестольной,
Что пишут братья по перу?
Знаком ли слову воздух вольный,
Иль вольный стих не ко двору?»
Ну что ответить мне на это?
Как я скажу ему о том,
Что с словом гения-поэта
Его потомок не знаком?
Что слог заморский, неуклюжий
Стал языком ему родным,
Что с древним родом он не дружит,
Живёт он телом лишь одним?
Тельца златого блеск продажный
Так ослепил людей умы,
Что нет и мысли у них даже:
А где ж душа, и люди ль мы?
Что стало с Родиной моею,
И как жива ещё она?
Ведь было раньше: «Честь имею!»,
А коли нет, жизнь не нужна!
«Восстань, пророк», услышь прошенье,
Подай за нас могучий глас!
Чтобы Господь в час воскрешенья
Не отвернул свой лик от нас!
Познав мышленья глубину,
Пространства бесконечность,
Он, не дожив и жизнь одну,
Ушёл однажды в вечность.
И, краткость жизни ощутив,
Поняв ничтожность срока,
Он между строчек поместил
Предвиденья пророка!
Быть судиёю, наблюдателем и пророком веков и народов казалось мне высшею степенью, доступной для писателя.
А.С. Пушкин. «История села Горюхина», 1836 г.
В его роду отцы святые,
И, уходя в расцвете лет,
Слова он написал простые:
Пророком должен быть поэт.
Что у поэта путь особый:
Он, грешный, на земле творит,
Чтоб бытия познать основы,
Он с небесами говорит.
«Под голубыми небесами»
Он и творил в пути земном,
И ночи долгими часами
Молил Творца лишь об одном:
Кто, из каких он и откуда —
Дворян, потомственных бояр,
А может, крепостного люда,
И для чего поэта дар?
И лишь узнал, что мог из дедов
Один у Невского служить,
Но что сам Невский – его предок,
Поэт не мог предположить.
Его небесный покровитель,
Кто в Невской лавре погребён,
Князь Александр, прародитель,
Его прямой потомок – он!
Чутьём, провиденьем поэта,
Святым корням он зову внял,
И нимб божественного света
Над ним незримо засиял!
И тех веков святую тайну,
Хитросплетение корней
Постичь хотел потомок дальний
Жён благоверных и князей.
Он сам, святых корней не зная,
В конце короткого пути
Стремился к высшему познанью,
Чтоб жизни истину найти.
И он нашёл её, похоже,
Когда прервалась жизни нить:
Он, уходя, на смертном ложе
Убийцу смог за всё простить!
Достойно это лишь святого —
