Круг самых близких императрицы – непременной Протасовой, весельчака и шута, вечно острящего обер-шталмейстера Льва Александровича Нарышкина, Дмитриева-Мамонова, статс-секретаря Безбородко, французского посла Сегюра и австрийского – графа Кобенцля – помимо Потемкина пополнили теперь принц де Линь и Карл-Генрих-Николай-Отто Нассау-Зиген. Это был бесстрашный авантюрист и морской волк, дважды сражавшийся под знаменами Франции, объехавший вокруг света, проникший в заповедные недра Африки и штурмовавший в рядах испанских войск Гибралтар, за что получил чин генерал-майора и звание испанского гранда. Иногда на беседы приглашались любимец Дмитриева-Мамонова полковник Рибопьер и выходец из Неаполя, ловкий и необыкновенно хитрый Осип Михайлович де Рибас.
Во время путешествия по Днепру от нечего делать развлекались и стихами, в сочинении которых особым искусством отличался Шарль де Линь. Мадригалы, сонеты, эпиграммы, песенки, гимны так и сыпались из-под его бойкого пера. Каюта принца имела общую перегородку с помещением Сегюра, и рано поутру де Линь будил своего соседа условным стуком, а затем читал только что набросанные им экспромты. Несколько минут спустя его слуга приносил французскому послу письмо в пять-шесть страничек, где остроумие, шутки, политика, любовь, военные анекдоты перемешивались самым оригинальным образом.
Екатерина пожелала сама поупражняться в стихосложении. После нескольких ее неудачных опытов, под общий смех, де Линь сказал, что лучшее сочинение государыни, бесспорно, эпитафия на могиле любимой собачки с упоминанием придворного лекаря:
Здесь покоится принцесса Андерсон,
Которую убил господин Роджерсон…
– Вот видите, господа, – посерьезнев, проговорила Екатерина. – Вы меня хвалите в общих чертах. Но чуть затронете подробности – сами находите, что я ничего не умею…
Де Линь возразил, что в одном, по крайней мере, она очень сильна.
– В чем же? – поинтересовалась императрица.
– В твердом намерении и решимости.
– Этого-то уж я вовсе не понимаю.
– Все, что вы, ваше величество, приказываете, преобразуете, начинаете и оканчиваете, – все в меру и впору, – объяснил принц.
– Быть может, оно действительно имеет такой вид, – улыбнулась снова Екатерина. – Но посмотрите на существо дела. Князю Орлову обязана я блеском одной стороны моего царствования, так как он присоветовал послать мой флот в Греческий архипелаг. Князю Потемкину обязана я Таврией и изгнанием орд, угрожавших империи. Можно только сказать, что я воспитала этих господ. Фельдмаршалу Румянцеву обязана я победами. Я сказала ему: «Граф! Дело доходит до драки. Лучше побить, чем быть побитым». Михельсону обязана я поимкой Пугачева, который едва не забрался в Москву, а может быть, и далее. Поверьте, господа, я только пользуюсь счастьем!..
