— Папа, — осторожно позвал детский голос. Мирон моментально соскочил с капота на землю. Фантазии фантазиями, а дети всегда важнее.
— Что сынок? — спросил он.
— Ты обещал показать шашку, которой дед срубил самого главного рябого яврейского комиссара под Царицыным.
— Историк, — язвительно сказал, появляясь из темноты Батя. Тоже, наверное, отдохнуть от бесконечных словословий пытался, — с глубокими знаниями, приобретенными в университете. Етить тебя… Лучше бы в детстве слушал внимательно рассказы.
— Нет, внучек, не яврей то был. Кавказец.
— Но ведь комиссар?
— Еще какой! Целой армией командовал. А уж расстрелять невинных, ему было раз плюнуть.
Не надо нам папу, — с ехидцей сказал Батя. — Я тебе сам внучек покажу и все правильно расскажу. Дед на то и существует. Пойдем.
Карфаген должен быть разрушен?
Возможно ли существование на Земле двух разумных видов? А что от этого изменится?
Великий город горел. Все вокруг было затянуто черным дымом. Не помогли ему мощные стены и доблестные граждане, готовые отдать свои жизни за свободу. Путь к цитадели после прорыва через пристань занял почти шесть суток. Вся прилегающая местность была застроена четырехэтажными домами. Из каждого окна стреляли из луков, метали дротики и бросали камни. Осаждающие вынуждены были брать дома штурмом по очереди. В узких переулках шла непрерывная резня. Отряды жителей появлялись из малозаметных дверей и кривых переулков и убивали воинов.
Озлобленные сопротивлением воины стали ломать стены домов, обрушивая их и поджигать. Пока огонь расчищал дорогу вперед, сносились уже захваченные здания. Одни погибали в рукопашном бою, другие падали с крыш. Тысячи гибли при падении зданий. В таких случаях не помогали и тайники. Раненые, искалеченные и обожженные, добивались, не взирая на пол и возраст. Страшный крик убиваемых, умирающих и убийц стоял над городом. Казалось, что кричит умирающий город.
На седьмой день к переполненной беженцами цитадели подошла двойная тысяча отборных воинов. Брать крепость штурмом было бы проблематично. Она была построена на отвесной скале, и внутри находилось почти 50 тысяч жителей, готовых дорого отдать свою жизнь. В начале штурма в городе проживало почти полмиллиона. Огромный город протянул свои щупальца по всему цивилизованному миру. Рано или поздно два развивающихся центра должны были столкнуться. Немного осталось от первоначальной численности населения.
Потери штурмующей армии и так были огромны, поэтому Остроглаз получил разрешение даровать жизнь сдавшимся. Естественно, кроме перебежчиков. Этим ничего хорошего не светило. Остальных ждало рабство. Смерть или жизнь. Умереть свободным или жить рабом. Выбор достаточно серьезный. И дело даже не в том, что жители нередко поджигали сами свои дома, чтобы их имущество не досталось врагу, а в цитадели были очень богатые храмы. В одном только святилище Асклепия ниша, где стояла его позолоченная статуя, была покрыта золотыми пластинами, весом в тысячу талантов. А уж, сколько накопилось драгоценностей в подвалах только жрецы и знали! Но сейчас дело было вовсе не в добыче, хотя она и требуется, чтобы вознаградить воинов. У него был другой приказ. Глупо было терять огромные знания, накопленные Храмом за столетия. Слава врачевателей Асклепия и Верховного жреца Храма гремела по всему Средиземноморью.
