— Я решил, что вы должны знать об этом, раз уж вы так глубоко в деле… Пигарев Феликс Васильевич, — проговорил он. — Отставной офицер, в последнее время занимался мелкой предпринимательской деятельностью при поддержке Союза Ветеранов. Сегодня ночью скончался в местной больнице от обширного инфаркта, после того, как на его квартиру было совершено нападение, жена избита до полусмерти, а дочь изнасилована. В эту же ночь со вчера на сегодня был застрелен один из тех, кого местная милиция подозревала в погроме в квартире Пигаревых — один из трех братьев Сизовых, некий Олег Сизов… Застрелен в тот момент, когда собирался отбыть на своей машине куда-то далеко — вполне вероятно, что в Москву. Теперь, как говорится, ваши вопросы и комментарии.
«Проснулся я рано, часов в семь, ещё темно было. Но я привык рано вставать, и мне даже нравится просыпаться темным зимним утром, когда ещё звезды горят и снег под ними отсверкивает. Глянешь в окно на эту морозную ясную тишь — и хорошо становится.
Я спал как убитый. Проснулся — и сначала не мог сообразить, где я и что я делаю. Потом разом все вспомнил. Сунул руку под подушку — пистолет на месте. Значит, рефлекс — или, как мы это ещё называли, „автопилот“ — не подвел. Я когда с рыночной площади шел, думал, что пистолет надо под подушку положить. Надежней и безопасней всего, если кто полезет… Вы спросите, как бы я расчухал, если бы кто-нибудь полез, когда я спал мертвецким сном? На это отвечу: я могу в полной отключке сознания лежать, но любой шорох поблизости и любое движение тут же меня разбудят. Навык, знаете.
Проснулся — и первым делом к телефону, в больницу звонить.
— Здравствуйте, — говорю, — скажите, как здоровье Пигарева Феликса Васильевича?
— А кто спрашивает? — говорят.
— Это, — отвечаю, — его друг, который вчера его в больницу сопровождал.
— А, — говорят, — тот, который у него дома ночует?
— Все точно, — отвечаю.
— Подождите, — говорят, — минутку, сейчас врача позову.
Жду. Через несколько минут слышу в трубке голос знакомого врача, который вчера так обо мне позаботился.
— Здравствуйте, — говорит, — простите, не спросил вчера, как вас величать по имени-отчеству. В суматохе в этой…
— Соловьев я, Михаил Григорьевич, — отвечаю.
— А я — Петр Ильич. Так вот, Михаил Григорьевич, умер ваш друг, сегодня около четырех утра. Я и просил дежурную меня подозвать, если вы позвоните. Ведь вы, наверно, похоронами заниматься будете?
— Наверно, я, — говорю, — больше некому.
