Анри выругался — совсем не по-графски, почти впечатывая меня в себя. Сердце ударилось о ребра, и я подалась вперед, еще ближе — хотя казалось, дальше уже просто некуда. Бесстыдно потерлась сосками о его грудь, и утонула в самой глубине тягучего, жаркого взгляда. Содрогнувшись от странного, неведомого доселе чувства, ладонью повторила твердость его желания.
Вверх. И вниз.
Было в этом что-то глубоко порочное и донельзя откровенное — вот так бессовестно наслаждаться вместе с ним… Я ласкала мужа, забывая обо всем. Его пальцы снова запутались в моих волосах, а дыхание напоминало рычание. Низ живота сводило сладкими судорогами: до дрожи, до одури хотелось почувствовать его в себе.
Вверх. И вниз.
Быстрее… сильнее… до сдавленного стона.
Взгляд Анри был сумасшедшим и плывущим, когда он подхватил меня под бедра, стряхнув содержимое с туалетного столика и усаживая на него. Я посмотрела на рассыпавшиеся по полу баночки, сдавленно хихикнула — пожалуй, год назад мне такое и в голову прийти не могло, а если бы пришло, в моих комнатах бы нашли горстку пепла — добровольную жертву идолу стыда. Но уже в следующий миг стало не до смеха и не до воспоминаний. Пальцы мужа обвели чувствительную впадинку пупка и скользнули ниже: от легких дразнящих прикосновений по телу прошла сладкая дрожь.
— О-о-о-охх… — запрокинула голову, шире разводя бедра и цепляясь пальцами за край столика.
Сколько еще будет продолжаться эта сладкая пытка?
— Повтори, — произнес он мне в губы. — Мне нравится.
— Что-о-о… им-м…ен-но… — прошептала я, кусая и без того припухшие губы.
— Нравится слышать твои стоны.
— Ты… извращенец…
— Это ты уже говорила.
— Никогда… не устану… повторять…
Стон сорвался с губ непроизвольно: когда пальцы Анри почти скользнули внутрь, а потом снова погладили снаружи. Исступленные ласки заставляли нетерпеливо ерзать, раскрываясь и подставляясь в откровенно-бесстыдной игре. Я чувствовала его налитое силой желание, и от обжигающей сладости предвкушения хотелось не просто стонать, а кричать. В тот миг, когда он толкнулся в меня, вцепилась зубами в ладонь. Боль немного отрезвила, не позволяя сразу скользнуть в наслаждение, бьющееся в соединении наших тел. Столик дрожал, зеркало отражало наше…
Дерзкое хулиганство, безумие, помешательство? Не знаю. Я не видела.
Только чувствовала.
И когда комната перед глазами поплыла, вцепилась ногтями в спину мужа, потому что вместе с ней поплыла и я. Мы сливались воедино, как море и небо, уходящее в горизонт.
