Древний город с роскошными мостами и старинными соборами, небольшие скверы встречались в каждом квартале, а в самом центре обнаружился огромный парк. Величайшим наслаждением было бродить по улочкам и знать, что в любую часть города можно спокойно добраться пешком: теперь я всеми силами стремилась избежать любых поездок. В поезде не могла заснуть, потому что меня постоянно мутило, а в дилижансе начинало казаться, что желудок сейчас выпрыгнет через горло.
Впрочем, и находиться можно так, что загудят ноги. К одному из соборов я поднималась, если не сказать ползла, по высоченной лестнице, разбитой надвое широкой клумбой. Сейчас она чернела землей, а фонтан за моей спиной спал, но ближе к весне это место обещало преобразиться и стать одним из самых красивых в городе. Я прошла примерно половину ступенек, когда меня скрутило так, что из груди разом вышел весь воздух. На глаза невольно навернулись слезы, каменная кладка собора поплыла, смазываясь, а воздух вокруг сгустился и стал жарким.
Уцепившись за перила, судорожно втянула воздух. А когда боль отпустила, почувствовала, как леденеет ладонь и стремительно отдернула руку: перчатка рассыпалась, как и краска под пальцами, камень покрылся щербинами тления. Ох, нет. Пожалуйста, только не сейчас. Только не здесь: народу в такое время не протолкнуться, особенно на оставшейся внизу площади.
— Синьорина, что с вами?
Ко мне склонялся молоденький, хорошо одетый парнишка, с едва пробивающейся над верхней губой ниточкой усов.
— Ничего. Просто… перехватило дыхание.
— Помочь вам дойти до скамейки?
— Спасибо, я сама.
— Бросьте, синьорина. Вы как смерть побелели. Обопритесь-ка на меня.
Как Смерть, вот именно. Судя по тому, что парень не убежал с воплями, с глазами все в порядке. И на том спасибо.
Пока мы спускались, в памяти воскресали яркие картинки горения и падения во тьму, когда я только чудом удержала магию в себе. Маэлонец поддерживал меня за талию, а я старалась не касаться его ни рукой, затянутой в перчатку, ни тем более обнаженной. Сила, с которой мы давно сроднились, снова оборачивалась против меня. Но почему? Ведь я делала все, чтобы ее успокоить: постоянно тренировалась, пропускала через себя, ни дня не проходило без магии! Неужели это все из-за ребенка? Неужели мне снова придется носить алаэрнит и каждую минуту смотреть на него?
К счастью, магия подчинилась. Отступила, как только я резко потянула ее за грань.
Паренек усадил меня на скамейку, поинтересовался, не проводить ли меня домой, но получив заверения, что со мной все в порядке, все-таки ретировался. Я же сидела, откинувшись на спинку, разглядывая прохожих и пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Анри говорил, что не хочет детей. Говорил, что у нас их никогда не будет. Не потому ли?.. Он знал гораздо больше меня, а может быть, даже больше наших родителей. Может ли статься, что нерожденный ребенок-хэандаме способен сокрушить любую даже самую сильную магию… изнутри?
