Мне отчетливо вспомнилась шахматная доска, которую я нашла в тайнике мужа. Его светлость наверняка большой любитель шахматных партий, а пешками в этой оказались мы с мужем: Эльгер весьма удачно обернул провокацию графини д’Ортен в свою пользу. Вряд ли Евгения подходила на роль жертвы, но в тени герцога она казалась пылинкой под ураганным ветром. Альтари говорил о раскрывшем крылья ястребе, и он был прав. Вот только до исхода этой игры с доски слетит еще не одна фигура.
«О какой именно новой жизни вы говорите?»
«О той, благодаря которой мы до сих пор живы. О сильной крови и истинной магии».
«И все же вы поддерживаете развитие науки, вносите вклад в механизацию и промышленность…»
«Я — сын этого мира, и делаю все, чтобы обеспечить достойную жизнь каждому человеку, независимо от его происхождения».
«И все-таки магия для вас в приоритете?»
«Загляните в историю армалов, и вы поймете, почему. Пролилась кровь сильнейших магов, и мир рухнул. Цивилизация — одна из прекраснейших и сильнейших, была уничтожена».
«Разве не война стала началом конца?»
«Любая война — последний шаг отчаявшихся неудачников. В здоровом мире мир естественен, как дыхание».
— Грамотно, — сказала я. — И вашим, и нашим.
— Политика Эльгера никогда не распространялась только на магов. Он говорит для всех, и говорит складно.
— Думаешь, до переворота осталось недолго?
— Сложно сказать. Но день его коронации… вот что на самом деле станет началом конца.
Анри оперся о стол и посмотрел мне в глаза.
— Аркур мертв. Застрелился у себя в квартире.
Я вернула газету на стол.
— Комитет?
Муж покачал головой.
— Не знаю. Он мешал многим.
С трудом удержала руки, чтобы ставшим уже привычным жестом не коснуться живота. Да, сейчас не лучшее время говорить о ребенке.
— Мне придется поехать в Тритт.
А вот это уже точно Комитет.
— Что они от тебя хотят?
— Мне не сообщили.
Я закусила губу, внимательно рассматривая мужа: сведенные на переносице брови делали его старше лет на десять. Болезненная худоба, которая так пугала меня первые дни в Лавуа, уже отступила, но воспоминанием о ней остались морщинки у глаз. Особенно заметные, когда он хмурился. Будет ли наш сын похож на него? Или у нас будет девочка?
— Я поеду с тобой.
— Почему я знал, что ты это скажешь? — Анри устало потер виски.
— Потому что ты знаешь меня?
Я перегнулась через стол и взяла его за руки.
— Видишь, даже возражать уже не пытаешься.
Муж хмыкнул.
— Доиграетесь, графиня, запру вас в подвале.
