— Теперь, когда нас больше не разделяет эта неловкость…
— Нет, — коротко сказала я.
Матушку удар бы хватил — потому что я не только не пригласила нашу гостью на чай, но еще и недвусмысленно потеснила ее к двери, шагнув вперед. Франческе оставалось либо столкнуться со мной, либо отступить, что она и сделала. Наткнулась местом пониже спины на дверную ручку и ойкнула.
— У нас с вами не получится дружбы, синьорина Розатти.
— Вы всегда отталкиваете людей, которые приходят к вам с открытым сердцем?
— Только когда из раскрытых сердец тянет сквозняком.
Глаза Франчески гневно сверкнули. Вот это уже больше похоже на правду.
— Что ж, дело ваше! — задрав свой узкий подбородок, заявила она. — Надеюсь, в вашем сердце хватит любви к людям, вырастившим Анри, чтобы не показывать своей неприязни в их присутствии. Я это смогу пережить, а вот им будет неприятно, потому что для них я как дочь.
О, я ошибалась: она мало напоминала Евгению. Та изначально вела себя так, словно я недостойна целовать землю у ее ног, а синьорина Розатти предпочитала изображать добродетель. В данном случае — оскорбленную до глубины прозрачной как родниковые воды души. Хотя при этом на удивление тонко умудрялась вплетать в сладкие речи ядовитые ниточки на тему давнего знакомства с родителями Анри и их к ней расположения.
Впрочем, я давно уже считала наш милый разговор исчерпанным.
— Благодарю, что заглянули, синьорина Розатти. А теперь будьте так любезны. Мне нужно заниматься с дочерью.
Франческа вылетела за дверь шальной пулей, я же на всякий случай заперла дверь — мало ли кому там еще в голову взбредет передо мной извиниться, и направилась наверх.
Софи нашлась в комнате, которую мы превратили в учебную. Здесь было два стола и доска, на стене висела карта мира, шкаф для книг вмещал все необходимые учебники и рабочие тетради. У противоположной стены стояло пианино — сейчас мы как раз искали учителя музыки, и бюро, куда складывали бумагу, письменные принадлежности и все необходимое для рукоделия. День уже клонился к вечеру, закатное солнце врывалось в окно, золотило страницы раскрытой перед дочерью книги. Путалось в ее волосах и стекало по платью, она же вертела перо, чернила на кончике которого давно высохли. Так же, как и клякса на бумаге с арифметической задачкой. Так и не решенной, насколько я поняла, перегнувшись через плечо девочки.
— Софи, — негромко произнесла я. — Прости. Я не должна была повышать на тебя голос.
