– Мне необходимо отправить телеграмму. Где комната номер триста тридцать три?
– Комната отдыха для нашего рабочего класса. Там можно даже прилечь после всей суматохи. Тревожные времена. Но вам придется пока потерпеть, – сказал Краббе. – Срочное подождет, а для важного все равно уже слишком поздно – вот вам мое слово.
И он повел Тернера по пустому коридору, как старый слуга, сопровождающий гостя в спальню. Проходя мимо лифта, Тернер снова задержался и осмотрел его. На двери по-прежнему висел крепкий замок и надпись: «Неисправен».
Работу надо уметь разграничивать, сказал он себе. Бога ради, с чего так тревожиться? Бонн все-таки не Варшава. Варшава была сто лет назад. Бонн – это день сегодняшний. Мы делаем то, что требуется, и двигаемся дальше. Он снова живо вспомнил: варшавское посольство, комнату в стиле рококо, потемневшие от пыли канделябры и Миру Медоуз, одиноко сидевшую на странной формы диване. «Когда вы в следующий раз попадете в страну за “железным занавесом”, – орал на нее Тернер, – постарайтесь осторожнее выбирать себе возлюбленных!»
«Сообщить ей о своем отъезде за границу», – снова вспомнилась фраза. Он отправился на поиски предателя. Опытного, матерого красного хищника, платного агента.
Давай же, Лео. Мы с тобой одной крови: ты и я. То есть оба люди из подполья. Я гонюсь за тобой через систему канализации, Лео. Вот почему от меня так сладко пахнет. Мы оба вывалялись в грязи: ты и я. Я гонюсь за тобой, ты гонишься за мной, и мы оба гонимся сами за собой.
Американский клуб охраняли не так тщательно, как посольство.
– Это место не мечта гурмана, – предупредил де Лиль, показывая стоявшему на входе американскому солдату свое удостоверение, – зато здесь просто роскошный бассейн.
Он заранее заказал столик у окна с видом на Рейн. Искупавшись, они пили мартини и наблюдали, как огромные коричневые вертолеты с шумом направлялись к посадочной полосе у реки. На одних были начертаны красные кресты, другие же не имели никаких обозначений. Время от времени белые пассажирские суда выныривали из тумана и высаживали группы туристов на землю нибелунгов. На кораблях были установлены громкоговорители, доносившиеся из них звуки напоминали отдаленные раскаты грома. Однажды прошла стайка школьников, кто-то заиграл на аккордеоне песню о Лорелее, которую подхватил божественный, хотя и не совсем стройный хор нежных голосов. Семь холмов Кёнигсвинтера находились отсюда совсем близко, пусть даже туман почти скрадывал их очертания.
