стариком. Старость и седину можно нести празднично, как награду за труды, за прожитые годы. А можно
сгорбиться под их тяжестью. Как будто жизнь, что выпала тебе, оказалась непосильной ношей.
Человек усмехнулся в аккуратно подстриженные усы, огляделся. Вокруг никого не было. Незнакомец
ускорил шаги и стал нагонять старика с палкой.
— Извините, пожалуйста. Мистер Арчибальд Коллинз? — произнес по-английски.
Моложавый старик остановился, с удивлением взглянул на незнакомца.
— Так, пан не ошибся, — заговорил по-польски и тут же, спохватившись, перешел на английский: — Чем
могу служить? Я, кажется, не имею чести знать мистера…
— Мистер Коллинз, вы должны заранее простить меня. Мое имя вам ничего не скажет.
Коллинз внимательно оглядел незнакомца.
— Что вам угодно? Вы англичанин?
— Да, я англичанин. А угодно мне лишь одно… Разрешение говорить откровенно.
Коллинз пожал плечами.
— Воля ваша.
— Может, мы продолжим беседу на ходу? Вы гуляете, я гуляю. С удовольствием полюбовался бы
памятником великому Шопену.
— Я к нему и направляюсь.
— Прекрасно! Что-то совпало в наших дорогах. Мистер Коллинз, я знаю, вы пришли сюда с кладбища.
Вторая годовщина смерти супруги…
— Вы из разведки?
— Да, я представляю Интеллидженс сервис.
— Что же потребовалось столь известному учреждению от старика Коллинза? Я ведь давно уже не в
возрасте гончего пса…..
— Мистер Коллинз, война догоняет всех. Я знаю, в молодости вы были романтиком. Но время
романтических войн миновало. Сегодня война — безжалостный ящер. На карту поставлено существование
самой цивилизации. У меня нет оснований полагать, что вы приветствуете фашизм.
— Вы хотите сказать, что знаете обо мне все?
— Я так не думаю. Но для того, чтобы решиться на беседу с вами, я должен, согласитесь, хотя бы
частично быть готовым к ней.
— Вы считаете, что Европа в опасности?
— И Польша в первую очередь.
— Вы предлагаете мне вернуться в Англию?
— Я хочу просить вас помочь нам.
Некоторое время собеседники шли молча. Вдали показался памятник Шопену. Великий композитор
сидел на скамейке и задумчиво глядел вдаль. Его осеняла согнутая ветка дерева. И все это повторилось в
замершей воде круглого бассейна.
— Я слишком часто пытался вмешиваться в жизнь с целью изменить ее, — заговорил наконец Коллинз.
— Тогда еще хватало сил, молодости и, если хотите, мудрости. Не верилось, что молодость может кончиться.
Но все меняется в нашем мире. Шумные водопады становятся медленными реками. Я уже не водопад. Пора
