Элементы постановочности, срежессированности, которые иногда присутствуют в течении событий (не говоря уже о разного рода «чудесах», нарушающих привычный порядок вещей, сама многочисленность свидетельств о которых должна указывать на то, что некоторая часть их заслуживает доверия), дают основание предполагать, что видимое зло — лишь составляющая интриги разыгрываемой пьесы, а не что-то реальное. Гибнут и рассеиваются иллюзии, конструкции мира феноменов, тогда как подлинные сущности неуязвимы для сил разрушения и не могут потерпеть от них прямого вреда.
Кроме того, само понятие зла находится в противоречии с представлением о единстве бытия. В самом деле, бытие определяется как множество, в которое включаются обладающие способностью к взаимодействию между собой элементы (если элемент такой способностью не обладает, то он не может иметь каких-либо проявлений и потому принадлежит небытию), взаимодействие же предполагает момент единства; следовательно, несмотря на кажущуюся разнородность элементов, все они — одинаковой природы (тем самым также отрицается бытие нематериальных сущностей). Последнее исключает возможность их антагонистической несовместимости, в противном случае сущность явлений была бы внутренне противоречива и все изменения в мире феноменов в конечном итоге не имели бы под собой никакой субстратной основы, что равносильно существованию теней без отбрасывающих их объектов. Таким образом, зло, рассматриваемое как непреодолимая преграда, пресекающая естественный путь развития отдельных форм бытия (важно отметить, что трактуемое так зло не ограничено сферой человеческого существования, а представляет собой явление космического масштаба), не может порождаться миром сущностей. Его место — исключительно в мире феноменов. Можно сказать, что это пустое понятие, не отражающее подлинную реальность. Тем не менее в мире явлений, объектам которого мы приписываем реальное существование, игнорируя их очевидную эфемерность, понятие зла вполне применимо (иллюзия здесь накладывается на иллюзию, что парадоксальным образом создает ощущение некоторого правдоподобия; так, ни в одном из клубов верховой езды вам не удастся прокатиться на единороге, но во сне такой случай может представиться).
Строго говоря, когда мы сталкиваемся со злом, восприятие нас не обманывает: то, с чем мы соприкоснулись, действительно было бы злом, если бы подвергающийся ему объект восприятия был реальной сущностью, отдельным «кирпичиком» в здании бытия. Тогда его разрушение нанесло бы ущерб всему зданию и являло бы собой онтологическое зло. Но в нашей реальности мы имеем дело не с «кирпичиками», а с «мыльными пузырями», и когда такой пузырь лопается, то ни с мыльной водой, ни с воздухом, которым он наполнен, не происходит ничего трагического и фатального.
