Мрак, если доведется выбраться, надо будет изучить устройство «Клыков»: почему ни драконоид, ни буревестник не могут подлететь сюда, почему проклятые башни – то ли сами строения, то ли устройства в них – глушат любые знаки…
Словно опровергая ее беспокойно мечущиеся мысли, в проеме окна что-то шевельнулось. Снизу в подоконник вцепилась рука в серой перчатке… Вторая со шлепком впечаталась рядом. Несуразная фигура в мешковатом комбинезоне подтянулась. Незваный гость гибко скользнул животом по подоконнику и словно стек на пол. Выпрямился и чуть склонил голову, обозначая приветствие. Высоченный, тощий, теряющийся в своем балахоне. Огонек свечи, еле живой на сыром океанском ветру, кое-как выхватил из тени белую маску с тонкими чертами.
– Нет-нет, не бойтесь меня, – поспешно заговорил незнакомец, очевидно, оценив ужас, отразившийся на ее лице. Но поздно.
С воплем узница кинулась к двери, замолотила в нее кулаками. Она, конечно, знала, что в «Клыках» не бывает ни единой живой души, кроме заключенных, – по одному на башню-«Клык». Но она так же прекрасно знала, что за люди (если они – люди!) носят белые маски и двигаются так, словно сделаны из воздуха.
– Убийца, тут убийца! – завопила узница, – Пощади!!! Нет!!!
– Я повар, – с досадой отозвался человек в комбинезоне, – да уймитесь, наконец, Кларисса Радова. Мне не нужна ваша жизнь.
Дикий страх, явно охвативший Клариссу (а узницей «Клыков» была именно она), потихоньку уступил место рассудку. Она перестала колотить в дверь, но отойти от нее пока не решалась. Так и стояла, прижавшись спиной к единственному куску дерева в своей каменной тюрьме. А за подоконник тем временем ухватилась следующая пара рук.
– Ты очень громко орешь, – сообщила, спрыгивая с окна, Эррен Радова. – Считается, что ни один звук не проникает во внешний мир из «Клыков Океана». Мои поздравления, ты опровергла прописную истину… подруга.
Она криво улыбнулась, перевела дыхание и зябко передернула плечами – ее комбинезон был насквозь мокрым.
– О, мрак безлунный, – выдохнула Кларисса в ответ, – ты-то что здесь делаешь, Эррен Радова? Или вот он, – она вздернула подбородок, указывая на повара, – все же явился по мою душу? А ты полюбоваться решила?
Она натянула на голову капюшон плаща – того самого, лилового, что был на ней на злополучном балу. Капюшон отбрасывал тень на лицо, скрывая старые черные шрамы. «Клыки» глушили любой знак, и скрыть шрамы с помощью ритуала также было невозможно.
