Прежде всего, избавились от Витуса Беринга, которого срочным образом спровадили во Вторую Камчатскую экспедицию, откуда тот уже не вернется…
Затем пришла очередь контр-адмирала Соймонова. Вскоре бравый моряк был взят под арест по делу князя Вяземского, судим, бит плетьми и отправлен по этапу на сибирскую каторгу.
Одновременно началась травля и Наума Сенявина, которого адмирал Сиверс буквально выживал с флота, придираясь к каждой мелочи. Заседания коллегии превратились для Наума Акимовича в сущий ад. Сенявин дрался как лев, но он был один…
Настала очередь и для Зотова. Конон Никитович иллюзий не строил.
– Мне есть чем отчитаться перед государем нашем на небесах, – говорил он своим друзьям. – Я сочинял столь дорогой его сердцу Морской устав, я же, когда пришло время, прикрыл его от врагов телом своим и отстоял в баталиях жарких и неравных! Пусть теперь хоть на дыбу тащат, на все божья воля!
Против Зотова сфабриковали удивительнее по своей мелочности дело, будто он для себя взял, минуя разрешение коллегии, взаимообразно девять бочек извести! Но дела не получилось, в среде моряков поднялся ропот, а сам Канон Никитович легко доказал свою невиновность. Однако более работать в такой обстановке он уже не мог. Отныне единственным его утешением стали книги.
Одна за другой выходят из-под пера Зотова все новые и новые труды: «Пополнение к знанию зеймана», учебник тактики «Об экзерцициях военного флота», «Новые сигналы»… В бездонных архивах морского министерства и по сей день где-то таятся еще не найденные его сочинения…
Уже тяжело больной контр-адмирал любил говорить с гордостью:
– Трудно мне желать судьбы более счастливой, нежели была у меня! Я был малым птенцом великого петровского гнезда. И пусть тщатся враги дела нашего, потомки еще помянут нас своим добрым словом и подымут за нашу память пенные кубки!
И пока слабеющие пальцы могли держать перо, Конон Никитович создавал и создавал книги, являвшиеся закономерным продолжением главного труда его жизни – Морского устава.
Весной 1742 года Зотов тяжело заболел и вынужден был уехать в Ораниенбаум. В октябре того же года его но стало. Погребли контрадмирала на местном кладбище.
* * *
A Морской устав продолжал жить, став главным законом жизни и деятельности российского флота. Ряд экземпляров его был отправлен во Францию и Голландию для ознакомления.
Еще в 1724 году Петр Первый сделал свою последнюю прижизненную правку устава. Своей рукой он вписал прибавление к статье, касаемо пенсионного содержания вдев погибших матросов, а так же воспитания сирот. В приписке значилось: «Сиротам мужеска пола от 5-го году давать жалованья против тех, которые не в школе; а которые ниже пятого года и женский пол, таким, дав им на один год отцова жалования, отпустить их на волю или в те моста, где сиротам будет воспитание определено. Вдовам бездетным тоже».
