Кильчевский молчал. Водоворот последних дней совсем его закружил, и у него совсем не было времени, чтобы обдумать свое ближайшее будущее.
— А там, — продолжал Шлемберг, — у вас будет полное довольствие и доверие начальства.
— Ну, допустим. Но зачем я ему? Мы с ним не знакомы, может, он ошибся? Я не военный, не разведчик, связей с союзниками у меня нет.
Он чуть не сказал, что связей с большевиками тоже нет, но вовремя замолчал.
— А этого мы не знаем. Феликс Дмитриевич никого не посвещает в свои планы, думаю, он сам вам расскажет. А то, что он не ошибся, это точно. У нас есть ваша фотокарточка.
Он протянул Кильчевскому потертую карточку. К своему величайшему изумлению, он увидел свое лицо, в шляпе и новеньком костюме, судя по всему, еще довоенного пошива.
— Господа, — растерянно он произнес. Будь я проклят. На карточке я, действительно. Но совсем не могу вспомнить, где и при каких обстоятельствах она была сделана.
Он беспомощно посмотрел на них. Те безразлично пожали плечами. В их синхронности и слаженности уже начинало что-то пугать.
— Нет, спасибо. Не могу сказать, откуда эта фотография и чем я могу быть полезен соратнику барона Врангеля. Я буду следовать своим планам.
Шлемберг вдруг придвинулся очень близко к нему и посмотрел прямо в глаза.
— Вы знаете, Феликс Дмитриевич очень влиятельный человек. Никто не может отказать ему, когда он приглашает. К тому же, нам сообщили, что у вас какие-то неприятности с Москвой. Как думаете, долго вы сможете прятаться в своей коморке Раскольникова?
Знакомое чувство внезапной стужи внутри и падающего в пропасть сердца. Они все знают…
— Что? Какие неприятности?
Голос Кильчевского исчез, и вопрос был задан свистящим шепотом.
— Мы не знаем, и не хотим знать. У вас проблема с большевиками, нам сообщили только это. А Феликс Дмитриевич может вас защитить. И вообще, знаете, Евгений Яковлевич, — Вахромеев сладострастно прикрыл глаза, — если бы меня пригласил он к себе, я бы уже бежал на аэродром и под угрозой оружия заставил бы летчика лететь в Крым. А вы тут жопу свою ворочаете. Говорю же, он очень могущественный человек и может сделать то, что и не снилось.
Кильчевскому ничего не оставалось, кроме как чуть заметно кивнуть.
Морок сразу исчез.
— Вот и хорошо, Евгений Яковлевич. Когда наступит время отправляться, мы сами с вами свяжемся. Пожалуйста, не уезжайте из города, не стоит расстраивать Феликса Дмитриевича. Несколько дней у вас, думаю, еще есть, — он посмотрел на Шлемберга, тот согласно кивнул. Можете пока погулять, попрощаться с Одессой. Вряд ли вы когда-нибудь ее еще увидите.
