В голове у Карла мягко распускались фрагментарные образы, он неслышно и стремительно покидал свое тело. Ярко и отчетливо увидел он издалека самого себя, сидящего в закусочной. Передозировка героина. Его старуха трясет его и держит у него под носом горячий кофе.
На улице старый джанки в костюме Санта-Клауса продает рождественские брелоки. «Боритесь с туберкулезом, братва», — шепчет он своим бесплотным джанковым голосом. Хор Армии Спасения, состоящий из искренних футбольных тренеров-гомосексуалистов, поет «В предвкушении сладостной сделки».
Карл снова вплыл в свое тело — бескрылый джанковый призрак.
«Можно, конечно, дать ему взятку».
Команданте постукивает пальцем по столу и мурлычет «Вечером во ржи». Рассеянно, потом назойливо, почти как туманный горн за долю секунды до страшного кораблекрушения.
Карл наполовину вытащил из брючного кармана банкноту... Команданте стоял возле огромной панели запирающихся шкафчиков и ящиков для хранения ценностей. Он взглянул на Карла, больные звериные глаза погасли, умирая изнутри в безысходном страхе, отражающем лик смерти. В запахе цветов, с банкнотой, наполовину торчащей из кармана, Карл почувствовал страшную слабость, дыхание сперло, кровь застыла в жилах. Он находился в огромном вертящемся конусе, постепенно превращавшемся в черную точку.
— Химическая терапия?! — Его плоть испустила крик, пронесшийся по безлюдным раздевалкам и баракам, затхлым курортным гостиницам и призрачным, кашляющим коридорам туберкулезных санаториев, брюзжащим, отхаркивающим болезненный помойный запах ночлежкам и приютам для престарелых, большим пыльным таможенным ангарам и складам, мимо разрушенных портиков и замызганных арабесок, железных писсуаров, истертых в тонкую бумагу мочой миллионов педиков, пустынных, заросших сорняками отхожих мест с застарелым запахом дерьма, вновь превращающегося в почву, вертикального деревянного фаллоса на могиле вымирающих народов, унылых, как листья на ветру, через широкую бурую реку, где плавают целые деревья с зелеными змеями в ветвях, а печальноглазые лемуры пугливо глядят на берег, обозревая бескрайнюю равнину (с хрипом рассекают сухой воздух крылья грифов). Дорога усыпана рваными презервативами, пустыми капсулами из-под героина, тюбиками из-под возбудителя, выдавленными насухо, как костяная мука в лучах летнего солнца.
— Моя обстановка. — Лицо команданте пылало, как металл в фотовспышке назойливости. Но глаза его были пусты. Ветер занес в комнату слабый запах озона. В углу причитала у своих свечей и алтарей «новобрачная».
