Когда они пришли за мной в то утро, в восемь часов, я знал, что это мой последний шанс, мой единственный шанс. Но они не знали. Да и откуда им было знать? Всего лишь обычный арест. Однако не совсем обычный.
Хаузер завтракал, когда позвонил лейтенант:
— Я хочу, чтобы вы с напарником по дороге в контору взяли парня по фамилии Ли, Уильям Ли. Он в отеле «Минога». Дом 103, у самой транспортной развязки.
— Да, я знаю, где это. И его я помню.
— Хорошо. Комната 606. Арестуйте его, и все. И не переворачивайте там все вверх дном, не теряйте времени. Доставьте сюда только все книги, письма, рукописи. Все, что написано или напечатано в типографии и на машинке. Уловил?
— Уловил. Но что за новости... Книги...
— Выполняйте. — Лейтенант повесил трубку.
Хаузер и О’Брайен. Они двадцать лет прослужили в городском отделе наркотиков. Ветераны, как и я. Я сижу на джанке шестнадцать лет. По здешним меркам они были не так уж и плохи. По крайней мере О’Брайен. О’Брайен был мошенником, а Хаузер — непокладистым малым. Водевильная парочка. Для Хаузера было обычным делом, прежде чем что-то сказать, как следует вам врезать — просто чтобы растопить лед. Потом О’Брайен угощает вас «Оулд Гоулдз» — и как только копы могут курить эти «Оулд Гоулдз»?.. — и принимается за обработку полицейским мошенничеством явно тюремного разлива. Парень неплохой, и я не хотел этого делать. Но это был мой последний шанс.
Я как раз перетягивал руку для утреннего укола, когда они вошли с помощью общего ключа. Это особый ключ, который подходит к любой двери, даже если она заперта изнутри и ключ оставлен в замке. Передо мной на столе были пакетик джанка, игла, машина — в Мексике я приобрел привычку пользоваться обычным шприцем и больше не возвращался к пипетке, — а также спирт, вата и стакан воды.
— Ну и ну! — говорит О’Брайен... — Давненько не видались, а?
— Надевай пальто, Ли, — говорит Хаузер. Он уже вытащил револьвер. Он всегда его вытаскивает, когда кого-нибудь вяжет, — для психологического эффекта и чтобы у человека не возникло мысли скинуть улики в туалет, в раковину или в окно.
— Могу я сначала вмазаться, ребята? — спросил я. — Тут осталось полно улик.
Я соображал, как бы мне добраться до чемодана, если они откажут. Чемодан не был заперт, но в руке у Хаузера был револьвер.
— Он хочет уколоться, — сказал Хаузер.
— Ты же знаешь, Билл, что мы не можем этого позволить, — сказал О’Брайен своим ласковым мошенническим голосом, растягивая имя с елейной, вкрадчивой фамильярностью, отвратительной и непристойной.
