Голый завтрак | страница 117



Пост Президента навязывается только особо гнусным и непопулярным гражданам. Избрание Президентом — самые большие несчастье и позор из всех, что могут постигнуть островитянина. Унижения и бесчестье таковы, что мало кто из Президентов дожил до окончания своих полномочий — как правило, через год-другой они умирают по причине сломленного духа. Экспедитор однажды был Президентом и прослужил все пять лет своего срока. Впоследствии он сменил имя и подвергся пластической операции, дабы как можно глубже упрятать память о своем позоре.

— Да, конечно... мы вам заплатим, — говорил Экспедитору Марви. — Но не торопитесь. Не исключено, что придется немного подождать...

— Не торопитесь! Подождать!.. Послушайте...

— Знаю, знаю. Ссудная касса снова изымает у вашей жены искусственную почку... А бабушку вашу они выселяют из железных легких.

— Это просто бестактно, старина... Сказать по правде, я жалею, что ввязался в это дело. В этом треклятом жире слишком много карболки. Как-то на прошлой неделе я был на таможне. Сунул в бак метловище, и жир тут же отъел конец. Да еще и вонь с ног сшибает — того и гляди, шлепнешься на свою злосчастную задницу. Вы бы прогулялись к порту.

— Я этого не сделаю, — проскрипел Марви. В Зоне, дабы не потерять положение в обществе, никогда не следует прикасаться и даже близко подходить к тому, что продаешь. Сделать это — значит возбудить подозрения в розничной торговле, то есть в том, что ты — обычный разносчик. Большая часть товаров продается в Зоне через уличных разносчиков.

— Зачем вы мне все это рассказываете? Это же просто омерзительно! Пускай об этом заботятся розничные торговцы.

— Вам-то хорошо, ребята, вы-то останетесь чистенькими. А мне приходится думать о своей репутации. Тут будет отчего поволноваться.

— Вы, случаем, не намекаете на то, что в этой операции есть нечто противозаконное?

— Да нет, не то чтобы противозаконное. Но что-то здесь нечисто. Явно нечисто.

— Отправляйся-ка обратно на свой Остров, пока он не пал! Думаешь, мы не знаем, что когда-то ты по пять песет торговал вразнос своей лиловой жопой в сортирах на Площади!

— И охотников тоже находилось немного, — вставил Лейф. Он произнес «тозе». Этого упоминания о своем островном происхождении Экспедитор вынести уже не смог... Он начал распрямляться, мобилизуя в себе воплощение самого невозмутимого из английских аристократов и готовясь ледяным тоном произнести сжатую «сокрушительную речь», но взамен с языка у него сорвалось скулежное, визгливое рычание побитого пса. В радужном ореоле ослепительной ненависти показалось его дооперационное лицо... Отвратительными, сдавленными гортанными звуками островного диалекта он принялся изрыгать проклятия.