|
| Out of this lake, which filled the center of a beautiful plain, embellished with groups of beeches and elms, and fed with sheep, issued a river, that for several miles was seen to meander through an amazing variety of meadows and woods till it emptied itself into the sea, with a large arm of which, and an island beyond it, the prospect was closed. | Из этого озера, которое заполняло центр красивой равнины, убранной купами буков и вязов и служившей пастбищем для овец, вытекала река; на протяжении нескольких миль она извивалась среди восхитительных лугов и лесов и впадала наконец в море, замыкавшее горизонт своим широким рукавом, с островом посередине. |
| On the right of this valley opened another of less extent, adorned with several villages, and terminated by one of the towers of an old ruined abby, grown over with ivy, and part of the front, which remained still entire. | Направо от этой долины открывалась другая, не столь обширная, с разбросанными по ней селениями, и кончавшаяся увитой плющом башней и уцелевшей частью фасада старого разрушенного монастыря. |
| The left-hand scene presented the view of a very fine park, composed of very unequal ground, and agreeably varied with all the diversity that hills, lawns, wood, and water, laid out with admirable taste, but owing less to art than to nature, could give. | По левую руку открывался вид на прекрасный парк, раскинутый по очень неровной местности и приятно радовавший взгляд всем разнообразием, какое могут дать холмы, лужайки, деревья и воды, распланированные с удивительным изяществом не столько искусной рукой человека, сколько самой природой. |
| Beyond this, the country gradually rose into a ridge of wild mountains, the tops of which were above the clouds. | Дальше местность постепенно поднималась и переходила в гребень диких гор, вершины которых скрывались в облаках. Было замечательное ясное майское утро, когда мистер Олверти вышел на террасу, и заря с каждой минутой все шире раскрывала перед ним только что описанный прелестный пейзаж. |
| It was now the middle of May, and the morning was remarkably serene, when Mr Allworthy walked forth on the terrace, where the dawn opened every minute that lovely prospect we have before described to his eye; and now having sent forth streams of light, which ascended the blue firmament before him, as harbingers preceding his pomp, in the full blaze of his majesty rose the sun, than which one object alone in this lower creation could be more glorious, and that Mr Allworthy himself presented-a human being replete with benevolence, meditating in what manner he might render himself most acceptable to his Creator, by doing most good to his creatures. |
