— Та, которая тебе нравилась больше других, умерла, — сказал он. — Касс тебе говорила?
— Касс мне уже давно ничего не рассказывает.
— Ну извини.
— Ты их, наверное, перекармливаешь, — буркнул я.
Халлоран поспешил закрыть банку с кормом. Когда он убирал маленькую картонную коробочку на полку, я впервые заметил сверкавший золотом небольшой рисунок моей любимой рыбки. У него поди не один день ушел лишь на то, чтобы нарисовать все эти мерцающие чешуйки! Наверное, он хранил рыбку в морозильнике, когда не рисовал ее.
— Ох, Халлоран! Как ты мог?
— Она не возражала. Она была уже мертвой.
— А что ты с ней сделал потом?
— Выбросил в сад, что же еще?
— Ох, Халлоран!
Я представил, как, точно вспышка, падают блестящее мягкое пузико и все эти чешуйки, и услышал шелест листьев в том месте, куда она упала. Все расплылось у меня перед глазами от подступивших слез.
— О, господи, — пробормотал Халлоран, — ты же собираешься быть фермером! Когда же ты вырастешь! Даже Касс больше не поднимает шума из-за таких пустяков.
Я посмотрел на него с упреком и хотел отвернуться, но он ухватил мой подбородок своими длинными пальцами. На какой-то миг я в ужасе решил, что Халлоран собирается поцеловать меня, но он лишь притянул мое лицо ближе к свету.
— Ты изменился, — пробормотал он. — Она говорила, что ты изменился.
Я высвободился из его пальцев.
— Я хочу с ней поговорить. Поэтому и пришел.
— Она не выйдет. Она не хочет разговаривать с тобой. Говорит, что все еще слишком на тебя сердита.
— Тогда ты ей скажи. Скажи, что мне жаль.
— Я уже говорил. Этим самым и занимался.
— Так пойди же и скажи снова!
— Если ты хочешь.
Он направился в кухню.
— Все в порядке, Сливка? — услышал я его приглушенный голос из-за двери с матовым стеклом. — Нашла то вкусное шоколадное печенье в этих банках? Том все еще хочет поговорить с тобой, знаешь, Сливонька. Бедняга, он в таком состоянии…
Я заткнул уши. Не хотел этого слышать. Я не мог смириться с тем, что эти нежные звуки, словно ласковое обращение к животному, как будто хотят успокоить перепуганного жеребенка, — все это — ради меня, ведь оставь это мне одному, и я все снова испорчу, как обычно. Сливка, назвал ее Халлоран. Сливонька! Если он посмел называть так мою сестру и все же вышел из кухни живым, то может и змей заклинать. Единственный, кого болван вроде меня мог назвать таким имечком, — это крот, один из тех, что погибли в ужасном ведре Джемисона.
Это было невыносимо! Паршиво чувствовать себя неотесанным олухом. Но еще и кругом виноватым — это чересчур! В ярости я вскочил на ноги.
