Сознание окутал красный туман. В доли секунды, когда он замахивался, Пол в глубине души осознавал, что его поступок может ему дорого стоить, но в то мгновение он почувствовал воодушевление и странный восторг. Костяшки пальцев хрустнули, Пол завыл от боли.
Ричардс комично перелетел через диван, красиво расплескав в полете содержимое стакана. С минуту он лежал на ковре, как распластавшийся тушканчик, затем оперся на локоть и приподнялся, матерясь и прикрывая лицо. Сквозь пальцы текли розовые слюни.
В комнату с криком вбежала миссис Ричардс. В глубине дома заплакал ребенок.
– Извините, мэм, – сказал Пол, пятясь к двери.
Ричардс, пошатываясь, поднялся на ноги. На лице отпечатался ярко-красный след.
– Ты трус. Ты жалкий, гнусный, несчастный трус…
Слова, изрыгаемые Ричардсом, сливались в один неясный поток, ибо рот плохо слушался. Его гнусавый смех был подобен звуку двигателя, который никак не хочет заводиться.
Джинни принялась промокать фартуком разлитое на ковре спиртное. Муж злобно взглянул на нее, и она прекратила. Пол не знал, что сказать. Пытаясь унять нервную дрожь, он поплелся к выходу.
– Не вздумай прикасаться к моей машине! – прохрипел вдогонку Ричардс.
Купе-кабриолет купался в лучах заката и казался слепленным из апельсинового шербета. Пол развернулся и харкнул, целясь в дверцу со стороны водителя. Плевок попал на кремового цвета краску и сполз вниз, как птичье дерьмо. Ричардс, наблюдавший за происходящим с порога, побагровел. Пол сел в свой автомобиль и тронулся с места, правда, рулить пришлось одной левой, поскольку правая рука невероятно болела.
Пол добрался до своего дома и с минуту сидел в машине, уставившись на опухшую руку, которая к тому же покрылась мелкими, как зернышки клубники, пятнышками. Пальцы двигались, но с трудом. Кожа саднила.
С заднего двора доносились визг и крики Саманты и Лидди. Скорее всего, они играют со шлангом. Нэт разрешила девочкам превратить половину лужайки в некое подобие бассейна, и они с азартом таскали детские ведерки, наполняя их вязкими комками грязи вперемешку с листьями и травой. Даже в прохладные дни детишки играли во дворе в маечках и трусиках, а Нэт, прежде чем впустить дочерей в дом, обливала их из шланга. Пол пытался убедить жену, что так никто не делает – во всяком случае, на их улице, – но Нэт утверждала, что ничего дурного в этом не видит. Плевать, что подумают люди, если девочкам нравится игра. Пусть веселятся. Они еще маленькие. Пол уже привык, что, вернувшись с работы, обнаруживает во дворе маленьких перепачканных «работников свинофермы». Так случилось и в этот раз.
