Глухова — мосластая старуха — сына не укоряла. Вытирая о
подол проконопаченные родимыми пятнами руки, она уповала на мудрость: «Все, что ни делается — все к лучшему!» Правда, и радости от возвращения сына не испытывала. Старуха привыкла сидеть на сухомятке, ей было не по силам крутиться на кухне, обстирывать здорового детину и слушать его рассуждения, похожие на бред. Перед сном Глухова затыкала уши кусками ваты и закрывала глаза. Она проваливалась в вакуум с единственной мыслью — «Скорее бы он снова женился и оставил меня в покое!»
Савелий маялся от безделья, прохаживался по квартире, заглядывал во все углы и грезил о светлом будущем. Не о коммунизме, конечно. Он не верил ни в утопию политического строя, ни в бога, ни в черта. Ему хотелось скромного человеческого счастья: ничего не делать и жить, как у Христа за пазухой. Мысли о построении персонального рая плотно застряли в его голове.
Глухов прогуливался по вечернему городу и встретил бывшего одноклассника. Во всем преуспевающий Максуд поразил внешним видом: обычно наглаженный и блестящий, сейчас он был в потрепанном костюме и нечищеных туфлях. Его красное, шелушащееся от загара лицо походило на псориазную бляшку.
— О, кого я вижу! — не скрывал радости одноклассник.
Максуд широко раскинул руки, будто хотел объять необъятное. Приятели с нежностью обнялись, как два педераста, которые давно не испытывают влечения друг к другу, но всячески стремятся продемонстрировать обратное.
— Где трудишься, с кем живешь, какое у тебя хобби?
Псориазная бляшка забросала Савелия вопросами. Ее интересовало исключительно все, вплоть до показаний электросчетчика. Савелий с достоинством отвечал, что он — философ, по стечению обстоятельств живет на мамину пенсию, а хобби у него — объемно и виртуозно мыслить. Как это — «объемно и виртуозно» — он и сам не разумел, но ему нравились замысловатые определения. Максуд восхищенно цокал языком, одобряя жизненное кредо приятеля. Бывшие однокашники уселись на скамейку и болтали до наступления сумерек.
— Знаешь, ты молодец! Масштабно мыслишь. Все у тебя на своем месте, как у архивариуса. — Максуд взял Глухова за пуговицу и по-собачьи преданно посмотрел в глаза. — Можно, я у тебя пару дней поживу? У меня дома проблемы.
Савелий замялся, хотел отказать, но не смог. Неприлично отворачиваться от человека, который тебя понимает, ценит и считает мудрецом. Тем более, что от Максуда шла светлая энергия, насыщающая карму Савелия. Так, во всяком случае, казалось Глухову. Они так и предстали перед старухой Глуховой: один — с горящими глазами, второй — со смущенной улыбкой.
