От Пушкина к Бродскому. Путеводитель по литературному Петербургу | страница 49



– Понимаешь, официальная делегация! – забормотал я. – Дай нам все самое лучшее… из кладовой возьми!

Лада повернулась и ушла. Мы с Арро, облаченные полномочиями, знали, что существует кладовая, подвал, где таятся самые изысканные яства, которые до писателей никогда не доходили, а доставались людям более значимым.

Через полчаса Лада вышла из кухни вместе с облаком чада и швырнула каждому из нас по жестяному подносу с какими-то вздувшимися кусками мяса. Натужно улыбаясь, я взял изогнутые, почти мягкие алюминиевые приборы, и показал китайским гостям, как у нас ими пользуются. Но тут же чуть не выронил инструменты – от запаха закружилась голова: мясо было безусловно, очевидно, я бы сказал – демонстративно тухлым. Китайцы тоже положили приборы. Я бы сказал – тоже демонстративно. «Не думают ли они, – мелькнула мысль, – что это специальное, умышленное издевательство, – мол, не хочу ли я этим показать, что извращенные китайцы любят только тухлятину и тем самым унизить великий китайский народ?» Судя по жестким их взглядам – именно так они и решили. Политики (а двое из них точно были политики) всегда выбирают из всех возможных самый худший вариант. Что должен был делать я? Вызывать повара, директора, поднимать ругань? Но не унижу ли я тем самым великий русский народ?

Выход из безвыходной ситуации я нашел самый иррациональный, что вообще свойственно мне. Краем глаза я примечал за соседним столом жгучую, слегка изможденную брюнетку восточного типа, явно оказывающую мне знаки внимания. Из гвалта за их столом я уловил ее имя – Нина С., знаменитая московская драматургесса! Мы с ней переписывались, восхищаясь друг другом, но раньше не виделись никогда! И когда она кинула на меня очередной жгучий взгляд, я безоговорочно покинул официальную делегацию и сел рядом с Ниной С., тем более и в ней было что-то китайское. Вся их компания была уже «в полном порядке», также как и Нина С., и через минуту мы с ней безудержно целовались.

Время от времени, выныривая из волн блаженства, я ловил мрачные взгляды китайцев: странно их принимает ленинградский руководитель! Видимо, ревизионизм тут достиг уже апогея. Особенно их, кажется, настораживало, что я пересел от них к женщине явно китайского типа. Может, оппортунистка? Потом я все же сумел вырваться из цепких лап порока и вернулся к исполнению своих служебных обязанностей. Мы снова поднялись наверх, гости молча оделись и убыли, даже без традиционных китайских улыбок.