Люблю слова: «давеча», «дескать», «бывало»… Бывало – оно как на горе камень: бы – и через себя переваливается: вало. И покатило за собой воспоминания.
Что-то простодушно-смиренное в этом «бывало» – словно непритязательное «прости» за беспокойство прошлого.
– Бывало, зайдешь к Сорокиным, там Ленька, покойничек, Павел с гитарой. – Старики перебирают фотографии. Она терпеть не может слова «покойничек», а он еще так произносит, будто укоряет ее: вот пилишь меня с утра до ночи, пилишь, а ведь я тоже смертный.
– Когда я учился в Политехническом…
А я-то когда учился?
Кажется, совсем недавно. Вчера. И вот уже вычитаешь в уме из двузначного двузначное. Неужели так быстро летит время?
Мы на гребне науки. Мы-то на гребне, мы знаем. Первые микропроцессоры, первые микроволновые устройства на базе ультразвуковых «элзэ» (линий задержек), мало ли что первое – все в наших руках! Мы учимся, мы работаем, мы кутим в общежитии на Новоизмайловском. У нас еще те перспективы! Юмористы острят с эстрады: раньше инженер «ах-ах», а теперь «ха-ха», – и будущие инженеры в зале дружно аплодируют остроумию и, как им кажется, смелости юмористов. Третья часть выпуска будет работать не по специальности.13
Я хотел вспомнить очередь. Обыкновенную очередь в кафетерий – не более. «Бывало, стоишь в очереди…» Тетя Шура-буфетчица воодушевляет хвост призывами:
«Стойте, милые, стойте, всех напою…» У нее были свои любимцы. Она приветствовала их прибаутками и называла каждого «мой». «Этот мой, ему без очереди». Без очереди обслуживала тех, кто брал тройные и четверные порции кофе, – в дни стипендии мы позволяли себе такие жесты. Я подозреваю, что тетя Шура плохо считала: она всегда спрашивала, сколько дать сдачи. Пила кофе прямо из блюдечка, сидючи около бака с сосисками; тем временем ее заменяла у аппарата посудомойка-подружка.
Бывало, профессор Тропинин, выйдя на середину зала, переливал кофе из чашки в стакан (чтобы остудить) и обратно; игнорируя улыбки окружающих, он отстаивал свое право на чудаковатость.
В общем, они познакомились, наговорились и адресами обменялись. Придумывать подробности, как с тем докладом, что-то пропала охота. Скажу только, что все дороги ведут в Рим.
– Что же вы, Николай Николаевич, в собственном соку варитесь, да еще здесь, в Петербурге?
– Вот что, – строго сказал Евгений Борисович, – передайте-ка привет одному человеку (сам не могу: он сейчас в командировке), буду весьма признателен. – И он дал ему мой рабочий.
