Впервые Лауфорд назвал ее по имени. Она видела, что он пытается вытащить ее из этой неприятной истории без ущерба для ее будущей карьеры. И ощутила прилив благодарности к этому прежде ей неприятному человеку.
— Представьте дело так, что вы извиняетесь перед миссис Марли не для того, чтобы она оставила вас в покое, — продолжал деловито инструктировать ее Лауфорд, — а потому, что должны это сделать по справедливости.
— Конечно.
Лауфорд повернулся к двери.
— Спасибо, доктор Лауфорд, — поблагодарила она его.
Он остановился.
— Какой у вас срок?
От неожиданности Меган положила на живот руку — как бы защищаясь от его вопроса.
— Это так заметно? — с ужасом спросила она.
— Ваша постоянная рвота выдает вас с головой.
— Восемь недель.
— Вы намерены родить ребенка?
— Не вижу для этого возможности. Я за собой-то едва успеваю следить.
«Я не должна плакать, — думала Меган. — Я не должна перед ним плакать ни в коем случае».
— То есть я очень хочу иметь детей, — поправилась она. — Очень. Только не сейчас.
Лауфорд понимающе покивал головой.
— Хорошо, — произнес он неожиданно мягко, чего Меган от него раньше никогда не слышала. — Действуйте, как считаете нужным, даю вам полную свободу действий.
«Я действительно хочу иметь детей, — подумала Меган, когда он ушел. — И в один прекрасный день обязательно рожу ребенка. И буду любить его гораздо больше, чем наша мать любила нас с сестрами.
Но только не сейчас. Только не сейчас, когда я только начала работать, и только не от мужчины, с которым я случайно встретилась на вечеринке».
Да, она извинится перед миссис Марли. Хотя ей казалось, что гораздо важнее извиниться перед Дейзи. И перед той маленькой жизнью, которая появилась в ней самой и обречена на то, чтобы никогда не родиться.
«Проклятые доктора», — думал Паоло. Они никогда не говорят, во что человек может вляпаться благодаря их помощи. А если бы они предупреждали заранее, то все бы без сомнения потеряли работу.
Он внимательно вел машину по улицам Лондона, как будто вез груз из раскрашенных выдутых яиц. Джессика с белым лицом спала на пассажирском сиденье, совершенно измученная тем, что с ней сделали утром.
Лапароскопию врачи делали с той же привычной скукой, с какой ставили пломбу в больной зуб. Но Джессика после этой операции была измучена до предела: чтобы просверлить в ее животе дыру и вставить туда крошечную телекамеру, в нее предварительно влили целое море анестезии и всевозможных лекарств.
Паоло ехал, одним глазом глядя на дорогу, а другим постоянно наблюдая за женой, которую, в чем он лишний раз удостоверился, любил самой искренней и глубокой любовью. Пусть даже у них никогда не будет детей — он все равно не перестанет ее любить. Пусть даже она сама себя перестанет любить — его любви хватит на двоих.
