– Что случилось? Я сделал что-то не так? – спрашивает Ксандер.
От меня, должно быть, пышет яростью, потому что я дико зла.
– Я нравилась тебе только потому, что ты думал… – Я даже не могу закончить предложение, настолько я зла. Не только на него, на всех! На маму, на ситуацию, на бабушку с дедушкой, которых даже не знаю. – Мне нужно идти.
Поворачиваюсь и натыкаюсь на еще одно знакомое лицо. То, которое не хочу видеть. Роберт! Смотрю на его лицо и жалею, что в прошлый раз не вылила на него содовую.
Ксандер хватает меня за локоть:
– Подожди. Поговори со мной.
– Я так и не разобрал твоего имени, – заявляет Роберт.
– А я его и не называла, – рычу я.
– Где сегодня твой парень? Мейсон, кажется? Он очень хорошо поет.
Рука Ксандера на моем локте сжимается.
– Роберт, сейчас неподходящее время.
– Просто я видел ее на концерте на прошлой неделе. Не знал, что она встречается с Мейсоном.
– Мы не встречаемся, – возражаю я.
– О чем ты говоришь? – Ксандер убирает руку с моего локтя.
– Они были так поглощены друг другом.
– Нет, это неправда. – Краем глаза замечаю, что бабушка направляется к нам. – Мне нужно идти.
– Кайман. – Ксандер выглядит подавленно, но я тоже расстроена. Слишком расстроена, чтобы рассуждать здраво. Слишком расстроена, чтобы защищаться от его друга-придурка. Мне просто нужно уйти.
И я ухожу.
Когда я захожу в магазин, меня раздирают противоречивые чувства. Первое – всеобъемлющая злость на маму за то, что она всю жизнь во всем лгала мне. Второе – нестерпимая душевная боль, от которой хочется ринуться к маме, что есть силы обнять ее и сказать, что она была права насчет богатых парней и мне нужно, чтобы она забрала мою боль.
Она сидит за кассой, точно статуя. Кажется, она ждет меня. Верхний свет выключен, освещены только несколько полок. Лицо ее выглядит почти так же безжизненно, как и у окружающих кукол.
– Извини, – говорит она. – Я была несправедлива.
– Они были там сегодня, – хрипло произношу я. Горло до сих пор болит.
– Кто?
– Твои родители.
Ее лицо искажается, и она опускает голову на стойку. Я слишком поглощена жалостью к себе, чтобы пожалеть ее. Прохожу мимо, поднимаюсь по лестнице и, зайдя к себе в комнату, плотно закрываю дверь.
В своей жизни я повидала много сломанных кукол. У некоторых просто не хватало пальца, но у других отсутствовали конечности, а головы были проломлены. И все равно ничто из этого не сравнится с тем, какой разбитой я ощущаю себя сейчас. Это полностью моя вина. Я всегда знала, что он совершенно иной породы. Почему я позволила себе думать, что смогу вписаться в его окружение?
