Неудержимолость | страница 22



о русской великой силе,
об эскимосской сотне названий снега,
о любви. Или смерти. Главное, чтоб красиво,
чтобы песня обратно в горло упала с неба.
Я забуду тогда о том, что трудна дорога,
что сносила шесть пар сапог, а седьмая пара
протекает, и до простуды совсем немного.
Ощущать себя безнадежно больной и старой
значит сдаться дороге, что мерит своею мерой.
До ближайшего дома, что сам по себе есть чудо,
остаются туман и хмарь.
И немного веры.
Здесь должна быть другая строчка, но я не буду
сочинять ее, чтобы не портить вечер.
Но немного – достаточно, чтобы дойти дотуда.
Если дашь мне огня и руку, то будет легче.

«Скорая ехала мимо, не довезла…»

Скорая ехала мимо, не довезла.
Умер на Невском, вечером, в шесть-ноль-ноль.
Я никогда никому не желаю зла,
но двадцать лет за руку держит боль.
Но двадцать лет за руку держишь ты,
имя имён, слепой интеллектуал,
в каждом столбе фонарном – твои черты,
я падал, а всем рассказывал, что летал.
Скорая ехала мимо не про меня.
Был недоступен сервер и абонент.
Пусть человек, лишающийся огня,
возьмет да и выживет. Выживет обо мне.
Куда-то же должен деться огонь в груди.
Мой, о тебе, раз у тебя есть свой.
Огня у тебя, бенгальского, пруд пруди.
Веснушчатые искры на мостовой.
Скорая ехала. Мальчик шёл, в облаках
витая уже семь лет из своих семи.
Но двадцать лет держу я себя в руках,
боль, ты, огонь – члены моей семьи.
Мой двадцать первый год – это Божий смех.
Держал и не выдержал, выбежал. Скрип колёс.
Очередной шаг к Цели, паденье вверх.
Там, говорят, больше не надо слёз.

«Мне не резон входить с тобой в резонанс…»

Мне не резон входить с тобой в резонанс:
не выдержит это акустика лучших залов.
Все, что не убивает, делает нас из нас,
это больно, но честно,
как время мне показало.

«Привыкни к ней, как будто к Петербургу…»

Привыкни к ней, как будто к Петербургу
приехавший откуда-то извне.
И, насыпая смуглый кофе в турку,
готовь его, пожалуйста, о ней.
Она хотела здесь ложиться в дурку
и там сходить с ума до бесконе…
Ее давно по имени не звали.
Ее давно никто не ждал назад.
Она молчала, и крепчала наледь
в усталых и негреющих глазах.
Ее давно смеющейся не знали.
Привыкли, что витает в небесах.
Привыкни к ней, как будто бы к жилищу,
завещанному добрым кем-нибудь.
Ее уже давно никто не ищет,
не выбирает, словно верный путь.
Но вырастут цветы на пепелище,
когда решишь ей Слово протянуть.
Ее давно не видели счастливой.
Воистину счастливой, а не так —
«Привет. Дела нормально. Только ливень
Нет, не приду. Прости. Я занята».