– Думаешь, липовое? Иногда случается, что деньги отдашь, а в страну не въедешь. Потому что такой фирмы вовсе нет.
– И что тогда?
– Тогда депортируют. Только перед этим помучаешься с недельку в накопителях всяких, пока не вывезут.
– А куда обычно вывозят?
– Это как договоришься. Но если связей нет, то на родину. И все заново – покупаешь самую дешевую путевку, приезжаешь и начинаешь договариваться насчет работы и приглашения.
Ну, как сейчас у меня. А тебе почему не сделали рабочую визу?
Я задумалась:
– Да я пока не хочу Мне надо понять, смогу ли я здесь работать. И готова ли я застрять здесь на три года.
Надя вздохнула:
– Я бы застряла! Дома меня никто не ждет. А работа везде одинаковая.
– А как же тюрьма?
Надя почесала бок.
– Да, тюрьма это болезнь. Там на бетонном полу спать приходится. Я почки, наверное, застудила. Но это же не каждый месяц.
Я улыбнулась:
– Оптимистка!
К моему удивлению, арабский экипаж был не так уж плох, если не считать посадку. Как и предсказывала Надя, нам даже не пришлось выходить из самолета и примерять черные платки, без которых въезд женщинам в Иран просто запрещен.
8 августа 2006 г. Арабские Эмираты
В небольшом домике на окраине города ждали гостя. Кондиционера в доме не было, и спасаться от жары приходилось горячим чаем и тазом со льдом посередине комнаты. Металлический таз был обернут махровыми полотенцами, которые создавали некоторое подобие термоса, и лед таял не так быстро. Август в Эмиратах – тяжелый месяц для стариков и сердечников, потому что горячий туман, пришедший с моря, висит в воздухе, вызывая удушье. Кажется, что ты погружен в горячую воду и вынужден плавать в огромном аквариуме, где тебя окружают люди, машины, дома…
Назир тяжело переносил август. Он задыхался. Хорошо еще, что из дому приходилось выходить не так часто. Теперь, когда ему покровительствует сам Густав Флобе, нет необходимости ходить на службу. После каждой беседы этот уважаемый господин оставлял старику деньги, которых тому хватало как раз до следующего визита. Назир поначалу тяжело шел на контакт, но постепенно привык и к неспешным умным беседам, и к еженедельному щедрому вознаграждению. И наступило время, когда Назир стал ждать этих встреч. Дня за два он начинал волноваться, сможет ли он заинтересовать своего гостя настолько, чтобы тот не потерял к нему интерес и уважение, и чем его следует угостить. Назир вдруг осознал, что он тяготится своим одиночеством и рад этим встречам. Густав любил комфорт, и небогатая комнатка старика не соответствовала его настроению. Сидеть по нескольку часов подряд на плетеном стуле возле невысокого столика было утомительно, и Флобе всякий раз старался приглашать старика к себе в дом, где было просторно и прохладно. Старик поначалу дичился строгой роскоши дома Флобе, но потом привык и чувствовал себя довольно свободно, даже пытался давать указания слугам, не проявлявшим расторопности в его присутствии. Флобе не обращал внимания на эту старческую докучливость, стараясь расположить к себе Назира и продолжить занятия, насколько это было возможно. Густав понимал, что старик не вечен и времени у них не так уж много, чтобы успеть передать те сокровенные знания, что открылись этому странному человеку с непростой судьбой.
