На горбатом мосту | страница 24



Слишком горькая вера в слишком злую любовь.
Слишком ранняя осень, слишком пёстрые сны,
Тени меркнущих сосен невесомо длинны,
И прицеплен небрежно к отвороту пальто
Жёлтый шарик надежды непонятно на что.

«Ангел мой, ты когда-нибудь мне простишь…»

Ангел мой, ты когда-нибудь мне простишь
Глупые рифмы, мелочные обманы,
Висельный юмор, мёртвую рыбью тишь,
Резкий вскрик расстроенного фортепьяно,
Эти попытки прошлое разжевать,
Вывернуться, слова языком корёжа…
То-то смешно: всю жизнь за любовь воевать,
Чтоб изнутри взорваться потом от неё же.
Ах, мой ангел, дивно любовь хороша —
Света светлее, неуловимей тени…
Надо было с детства ею дышать
И привыкать к перепадам её давленья.

«Что остаётся, если отплыл перрон…»

Что остаётся, если отплыл перрон,
Сдан билет заспанной проводнице?
Что остаётся? Казённых стаканов звон,
Шелест газет, случайных соседей лица.
Что остаётся? Дорожный скупой уют,
Смутный пейзаж, мелькающий в чёткой раме.
Если за перегородкой поют и пьют,
Пьют и поют, закусывая словами.
Что остаётся, если шумит вода
В старом титане, бездонном и необъятном,
Если ты едешь, и важно не то – куда,
Важно то, что отсюда и – безвозвратно?
Что остаётся? Видимо, жить вообще
В меру сил и отпущенного таланта,
Глядя на мир бывших своих вещей
С робостью, с растерянностью эмигранта.
Что остаётся? Встречные поезда,
Дым, силуэты, выхваченные из тени.
Кажется – всё. Нет, что-то ещё… Ах да! —
Вечность, схожая с мокрым кустом сирени.

Картина

В Никольском храме древнего Изборска
Картина есть. Иконою назвать
Её едва ли можно: змей огромный
Среди багряно-дымных языков
Бушующего пламени разлёгся,
Свиваясь в кольца и разинув пасть.
По телу змея, словно по дороге,
Влачатся к пасти грешники: цари
В роскошных багряницах вперемешку
Со скрюченной и злобной нищетой,
Разбойники, купцы, прелюбодеи,
Транжиры, игроки и гордецы,
Лжецы, чревоугодники, блудницы,
Блестящие придворные, скупцы,
Жестокие воители в доспехах,
Архиереи в митрах… И у всех
Отчаянье на лицах и покорность.
И каждый одинок и обречён
В потоке бесконечном, беспрерывном
И безнадёжном. А со всех сторон
Несчастных окружает нечисть: бесы
С бичами и трезубцами. Они
Бодры, неумолимы, мускулисты.
Напоминают лагерный конвой —
Собак и автоматов не хватает
Для сходства абсолютнейшего. В той
Наивной аллегории всё ясно
И канонично, в общем-то, вполне.
Когда бы не деталь: одна из грешниц
Споткнулась, обессилев. На неё
Бичом конвойный тут же замахнулся.
Локтём закрыла женщина лицо,
Пытаясь защититься от удара
И скорчилась. Нет в этом ничего