Сообщение | страница 6



и пока мы спирт мировой в голубую воронку льем,
подступает время уплаты долгов бессловесной прозе
привокзального детства, что пахнет свежим бельем,
сохнущим на морозе.

«Сколь чудно в граде каменном за чаркою вина…»

Сколь чудно в граде каменном за чаркою вина
сидеть перед экзаменом в глухие времена,
когда с подружкой светлою, робея и ворча,
мы изучали ветхие заветы Ильича!
Икота шла на Якова. Как ясно помню я
абзацы с кучей всякого сердитого вранья!
Как жаль, что по обычаям опричницы-Москвы
диплома мне с отличием не выдали, увы —
за тройку по истории ВКП(б), за ночь,
за строчки – те, которые не смог я превозмочь!
Прощай же, время логики и рукотворной мглы.
Фарфоровые слоники, подвальные углы.
Ах, как мы были молоды, как пели налегке,
то олово, то золото таская в кошельке!
Мы стали долгожители, а были – чур меня! —
живые похитители небесного огня.
А от того учебника остался хриплый прах —
как записи кочевника в воздушных дневниках.

«Как многого, должно быть, не успею…»

Как многого, должно быть, не успею
дождаться. В детстве думал, что советской
науке все подвластно. Спутник, Лайка,
потом Гагарин, а за ним Титов,
жужжание могучих ЭВМ,
глотающих рулоны перфоленты,
«ТУ-104» в реактивном небе,
капрон, транзистор, слайды, кукуруза.
Вот, повзрослел, и ныне предаюсь
постыдной меланхолии, поскольку
ошибся. Да, ошибся! Полагал,
что дружные, веселые колонны
биологов и химиков, ликуя,
по Красной площади седьмого ноября
пройдут однажды, хвастаясь рецептом
не вечной жизни, так хотя бы счастья.
А с улицы то рок, то рэп. Подросткам
Плевать на смерть и вечность. Ну и слава
Создателю. Довлеет дневи
злоба его. Мы в юности не ведали
Ни экстази, ни изоамилнитрита,
И девам нашим, на манер Джульетты,
не приходило в голову уступать
ребячьей похоти до свадьбы.
Завидую ли? Мой отец не дожил
До скайпа, дед – до радио, а прадед —
До самолетов. До чего же я
Не доживу? Мне пишут: расшифрован
геном неандертальца. То-то будет
веселье! Новорожденный наш кузен
зальется плачем, улыбнется – жаль,
что я уже об этом не узнаю…

«Ты, юная смерть, воровской поворот, многократно…»

Ты, юная смерть, воровской поворот, многократно
целованный в рот!
Ты, добрый некстати – любовью взахлеб на счастье
целованный в лоб!
Не я ли кого-то единственной звал, а сам говорил,
голосил, воровал?
Не я ли весь век под кого-то косил, пока не остался без сил?
Пей, знахарь-астролог, юродствуй, монах. Мне всякое ах —
вопросительный знак,
Мне всякое ох – восклицательный знак, как синее зелье