- Мне сказали, что ты один?
- Я один. Присаживайся. Очень рад, что ты пришел.
- Так... Как ты себя чувствуешь?-осторожно спросил Петриченко.
Горнов рассмеялся.
-Ты, я вижу, тревожишься о моем рассудке?
- Ты разговаривал с кем-то...
- Эх ты, математическая голова. Я диктую диктографу статью для журнала.
- Чорт знает!-смущенно пробормотал Петриченко. - Эти дни нервы так напряжены. Всякая ерунда лезет в голову.
Друзья помолчали.
- Если бы ты знал, как хочется мне тебя обнять, неожиданно сказал Петриченко. - Прижать так, чтобы все ребра захрустели.
- Представляю, каким ты вышел бы отсюда. У мeня все лицо покрыто какой-то мазью. Обещают все это снять дня через два.
- А как глаза?
- Теперь хорошо. Да, Яша, перспектива остаться без глаз мне не улыбалась..Я уже примеривался, как это будет.
- К тебе никого не пускают. Я едва к тебе прорвался.
Петриченко протянул руку. Ничего не видно. Кровать,
стол, стулья, где-то тут стоит диктограф. Как бы не наткнуться на склянку или какой-нибудь аппарат...
- Я никогда не забуду то, что ты сделал в шахте, сказал Петриченко.-Я уже думал, что все погибло.
- Не стоит об этом говорить. Скажи лучше - просмотрел ли ты мой проект?
- Просмотрел.
- Ну, и что?
Петриченко помедлил с ответом.
- Ты чудак, Виктор. В тебе странно уживается вместе поэт и ученый.
- Это плохо?
- Ну, конечно. Почему твой проект я встретил тогда в штыки? Ты оглушил меня. Когда хотят пустить машину на тысячу оборотов, ту машину, которая работала раньше на сто оборотов, что делают конструкторы? Они выкидывают не пригодные для таких скоростей части и заменяют их другими. И только, произведя расчеты, проверив, способна ли новая конструкция работать на тысячу оборотов, - пускают ее.
- Ты хочешь сказать, что я должен был сперва переконструировать твои мозги?
- Да, должен. Мозги тоже привыкают мыслить в определенных пределах возможного. Ты сразу захотел разрушить наши понятия и представления, которые мы привыкли считать абсолютными.
- Продолжай, продолжай, - с добродушной усмешкой в голосе сказал Горнов.
- Ты говорил с нами не как ученый, инженер, работающий над конструкцией гигантской машины, не с циркулем и линейкой в руках. Ты говорил больше как поэт. Рисовал картины: виноградники и апельсиновые рощи там, где сейчас льды и тундра, субтропическую роскошную природу в тех районах, где сейчас пески и голый камень. Все это великолепно. Но для меня это была поэзия. Привел ли ты нам тогда убеждающие расчеты, цифры?
