Дрокин показывает, какое у курицы надменное лицо.
– Ей в авоське неудобно, у неё нога провалилась и – по земле. И этой ногой она ещё ходить пробует.
Дрокин показывает – как.
– А за авоськой собака бежит, курицу нюхает. Дрокин показывает.
– А за этой собакой еще собака бежит, собаку нюхает. А я по другой стороне улицы иду, показывает, – но теперь уже не отдельно, а вместе с ними со всеми.
– Его надо обрывать, – говорит Дрокин-отец, – останавливать. А то: пнул щепку в ручей и вместо того, чтобы домой пойти, пошёл вслед за щепкой. Нет, ничего он не начитался. Он у нас вообще не желает ничего делать. Но вы его по затылку не бейте – не поможет. Только за ухо! Берите его вот здесь и вот так, – Дрокин-отец показывает на себе. – Тут он цепенеет, понимаете, ну абсолютно оцепенивает.
И Дрокин-отец показывает, как он оцепеневает, – с какой-то непонятной для него мечтательной улыбкой на неизвестно чьих устах – его или сына.
Недавно я узнал, что в человеческом ухе содержатся такие забавные точки и зоны, как, например, подкозелок.
Массируя эти точки, человек становится лучше, у него пропадает усталость, он сосредотачивается и может сделать больше, чем думает.
Я понял, что драньё за ухо имеет своей высшей целью не устрашение и не обрыв уха, но стабилизацию всего человеческого состава. Ухо при этом желательно иметь с особо чувствительным подкозелком, как у Дрокина.
Когда в поликлинике мне крикнули в ухо: «Вы – к сурдологу?», я переспросил: «Какие сорок долларов?». Так я обрёл старый положительный опыт: понимать не то, что слышится, а то, что подразумевается. Например, слышу я голос диктора в метро: «За несанкционированное растление – штраф!» и понимаю: «расклеивание». Слышу: «граница жижи» и понимаю: «страница жизни». Слышу: «здесь и теперь» и понимаю: «надо терпеть». Слышу: «А чем прикажешь платить за квартиру?» – и ничего не понимаю. Абсурд какой-то!
Картина такая: сосед Володя возле нашего дома возится со своими «Жигулями»; я прохожу мимо. – Здорово, – здорово. – Дай, – говорит Володя, – закурить, – а то он завязал с этим делом, своих не имеет, – и далее продолжает говорить так, как будто бы речь шла о другом нашем соседе: – Обама тоже завязал, публично поклялся: «На этот раз – окончательно!»
Мы закурили. – И вот, мне интересно, где он после этого будет потихоньку покуривать? – спросил Володя. По его разумению, у него дома, в Белом доме – нельзя, потому что, во-первых, поклялся, а во-вторых – там все углы фэбээровцами просвечиваются – для его же, президентской безопасности. Видеокамеры, жучки. Конечно, он в своем доме – хозяин, но – компромат! Возможна утечка: дескать, вот он – президент – с сигарой в форточку покуривает – клятвопреступник. А на улице, говорят, теперь всем американцам курить запрещается. А где тогда – можно? Президенту-то? Представляешь?
