|
| "These wars are terrible." | - Эти войны вообще такие ужасные. |
| She had a snub nose and a wide mouth and big black eyes - no one could call her attractive, but the sympathy in her voice was grateful to a man who was a prisoner. | У нее был курносый носик, большой рот и большие карие глаза - никто бы не назвал ее хорошенькой, но сочувствие в ее голосе растрогало бы любого арестанта. |
| Brown was propping up Bush's shoulders and holding a bowl to his lips. | Браун приподнял Буша за плечи и поднес чашку к его губам. |
| He took two or three sips and turned his head away. | Тот два раза глотнул и отвернулся. |
| The coach rocked as two men scrambled up on to the box. | Карета вздрогнула - кучер и жандарм влезли на козлы. |
| "Stand away, there!" roared the sergeant. | - Эй, отойди! - заорал сержант. |
| The coach lurched and rolled and wheeled round out of the gates, the horses' hoofs clattering loud on the cobbles, and the last Hornblower saw of the maid was the slight look of consternation on her face as she realized that she had lost the breakfast tray for good. | Карета дернулась и покатилась по дороге, копыта зацокали по булыжникам. Последнее, что Хорнблауэр увидел, было отчаянное лицо служанки, когда та увидела карету, уезжающую вместе с подносом. |
| The road was bad, judging by the way the coach lurched; Hornblower heard a sharp intake of breath from Bush at one jerk. | Судя по тому, как мотало карету, дорога была плохая, на одном ухабе Буш с шумом потянул воздух. |
| He remembered what the swollen and inflamed stump of Bush's leg looked like; every jar must be causing him agony. | Раздувшемуся, воспаленному обрубку тряска, должно быть, причиняла нестерпимую боль. |
| He moved up the seat to the stretcher and caught Bush's hand. | Хорнблауэр подсел и взял Буша за руку. |
| "Don't you worry yourself, sir," said Bush. "I'm all right." | - Не тревожьтесь, сэр, - сказал Буш, - я в порядке. |
| Even while he spoke Hornblower felt him grip tighter as another jolt caught him unexpectedly. | Карету опять тряхнуло, Буш сильнее сжал его ру>ку. |
| "I'm sorry, Bush," was all he could say; it was hard for the captain to speak at length to the lieutenant on such personal matters as his regret and unhappiness. | - Мне очень жаль, Буш, - вот и все, что Хорнблауэр мог сказать: капитану трудно говорить с лейтенантом о таких личных вещах, как жалость и сопереживание. |
| "We can't help it, sir," said Bush, forcing his peaked features into a smile. | - Мы тут ничего не можем поделать, - сказал Буш, пытаясь изобразить улыбку. |
