| He just said that he would not care for a drink; it was years later before even Quentin's grandfather (he was a young man too then; it would be years yet before he would become General Compson) learned that the reason Sutpen did not drink was that he did not have the money with which to pay his share or return the courtesy; it was General Compson who first realized that at this time Sutpen lacked not only the money to spend for drink and conviviality, but the time and inclination as well: that he was at this time completely the slave of his secret and furious impatience, his conviction gained from whatever that recent experience had been-that fever mental or physical-of a need for haste, of time fleeing beneath him, which was to drive him for the next five years-as General Compson computed it, roughly until about nine months before his son was born. | Он просто сказал, что выпивка его не интересует, и лишь спустя много лет дед Квентина (он тогда тоже был молод; пройдет еще много лет, прежде чем он станет генералом Компсоном) узнал, что Сатпен не пил, потому что у него не было денег платить за свою долю и самому ставить угощение; именно генерал Компсон первым понял, что в те дни у Сатпена не было не только денег на выпивку в веселой компании, но не было также ни времени, ни желания, что в те дни он был всецело рабом своего тайного безумного нетерпения, своей уверенности, почерпнутой из его недавнего, неведомо какого опыта - этой лихорадки, то ли духовной, то ли физической, этой потребности торопиться, потому что время уходит из-под ног; все это будет подстегивать его следующие пять лет, - согласно подсчету генерала Компсона, он угомонился приблизительно за девять месяцев до рождения своего сына. |
