| He was just twenty-five and a man of twenty-five does not voluntarily undertake the hardship and privation of clearing virgin land and establishing a plantation in a new country just for money; not a young man without any past that he apparently cared to discuss, in Mississippi in 1833 with a river full of steamboats loaded with drunken fools covered with diamonds and bent on throwing away their cotton and slaves before the boat reached New Orleans-not with all this just one night's hard ride away and the only handicap or obstacle being the other blackguards or the risk of being put ashore on a sandbar, and at the remotest, a hemp rope. | Ему было всего двадцать пять лет, а человек в двадцать пять лет по доброй воле не станет подвергать себя тяготам и лишениям, связанным с расчисткой девственных земель и устройством плантации на новом месте ради одних только денег; тем более молодой человек с прошлым, о каком ему явно не хотелось рассказывать в Миссисипи в 1833 году, когда на реке было полно пароходов, битком набитых пьяными дураками; нацепив на себя брильянты, они из кожи вон лезли, стараясь избавиться от своих рабов и хлопка еще до прибытия судна в Новый Орлеан -ведь туда можно было доскакать за одну ночь, а единственным препятствием и помехой были только другие злодеи, или риск быть высаженным на песчаную отмель, или, в самом худшем случае, петля. |
| And he was no younger son sent out from some old quiet country like Virginia or Carolina with the surplus Negroes to take up new land, because anyone could look at those Negroes of his and tell that they may have come (and probably did) from a much older country than Virginia or Carolina but it wasn't a quiet one. | Он ведь был не из младших сыновей, которых посылали из каких-нибудь старых мирных краев вроде Виргинии или Каролины с лишними неграми добывать новую землю - взглянув на этих его негров, каждый сразу видел, что они могли явиться (и наверняка явились) из краев много более старых, нежели Виргиния или Каролина, и уж во всяком случае далеко не мирных. |
