| Quentin seemed to see them, the four of them arranged into-the conventional family group of the period, with formal and lifeless decorum, and seen now as the fading and ancient photograph itself would have been seen enlarged and hung on the wall behind and above the voice and of whose presence there the voice's owner was not even aware, as if she (Miss Coldfield) had never seen this room before-a picture, a group which even to Quentin had a quality strange, contradictory, and bizarre; not quite comprehensible, not (even to twenty) quite right-a group the last member of which had been dead twenty-five years and the first, fifty, evoked now out of the airless gloom of a dead house between an old woman's grim and implacable unforgiving and the passive chafing of a youth of twenty telling himself even amid the voice maybe you have to know anybody awful well to love them but when you have hated somebody for forty-three years you will know them awful well so maybe it's better then, maybe it's fine then because after forty-three years they cant any longer surprise you or make you either very contented or very mad. | Квентину казалось, будто он видит перед собою всех четверых - словно их посадили традиционной семейною группой тех времен, в позах церемонных и безжизненно благопристойных; группа эта теперь смотрелась, как смотрелся бы увеличенный и повешенный на стену позади и повыше голоса поблекший старинный дагерротип, о присутствии которого хозяйка этого голоса даже не подозревала, словно она (мисс Колдфилд) никогда прежде не видела этой комнаты - картинка, группа, даже на взгляд Квентина странная, причудливая и противоречивая, не совсем понятная; в ней (даже на взгляд двадцатилетнего) что-то было не так -группа из четырех человек, последний из коих умер двадцать пять, а первый - пятьдесят лет назад, вызванная теперь из безвоздушной мглы мертвого дома совместными усилиями неукротимой, ничего не простившей суровой старухи и покорно подавляющего свою досаду двадцатилетнего юноши, который даже под звуки этого голоса продолжал говорить про себя: Может, надо здорово знать человека, чтобы его любить, но если ты сорок три года кого-то ненавидел, ты будешь его здорово знать, так, может, тогда это будет лучше, может, тогда это будет просто замечательно, потому что сорок три года спустя он уже ничем не сможет тебя удивить или заставить тебя очень сильно обрадоваться или очень сильно разозлиться. |
