— Старая карга больше не захаживает?
— Нет. — Сима покосилась в сторону передней, словно звонок мог прозвучать прямо сейчас. — Тихо сидит. Наверное, полиция ей объяснила суть моих претензий.
— Да как же, объяснила. — Соседка презрительно фыркнула. — Сидит небось, плесень, придумывает какую-то новую гадость. Мы сюда три года назад переехали, и она одно время повадилась к нам. Ну, мы первый год были женаты, у обоих второй брак, и я-то работала еще, знаешь, а Пашка у меня иногда бывает вспыльчивый… И тут эта мандолина, прикинь, заявляет ему: а жена у тебя шалава, мужиков водит, пока тебя нет, и сосед к ней захаживает. Это она Николая имела в виду. Ну, Пашка промолчал, и мне, значит, ни гугу, а сам знаешь, что удумал? Уехал в командировку, а дома натыкал камер, а я и знать не знаю об этом, приду с работы, туда-сюда и спать — без Пашки скучно мне, и телевизор так не смотрится, если обсудить не с кем. И так все две недели. Ну, а как Пашка вернулся да пересмотрел видео, тут уж старуха получила от него на орехи так, что пыль столбом стояла.
В передней раздался звонок, и Сима едва подавила желание вжать голову в плечи — звонок был требовательный и нервный.
— Вот, легка на помине, ведьма старая!
Звонок повторился, и Сима решительно пошла в переднюю. Больше прятаться она не намерена.
Но за дверью обретается крупный мужик в синей майке и джинсах.
— Юлька у тебя?
Сима пожала плечами, а мужик отстранил ее и вошел в квартиру:
— Юля!
Визитер заглянул в гостиную, потом в спальню, открыл дверцу шкафа, выглянул на балкон и только потом прошел на кухню, где его жена нервно сжимала баночку со злосчастной корицей.
— Паш, ну ты чего?
— Да ничего, — мужик потупился и оглянулся на Симу: — Ты… это… извини.
— Паш, я за корицей зашла, штрудель тебе затеяла.
— Да я же ничего. — Мужик заглянул поочередно в ванную и в туалет. — Ладно, идем домой.
Сима молча смотрит на него, и под ее взглядом мужчина ежится.
— Я тебе баночку потом принесу. — Соседка виновато оглядывается на Симу. — Завтра будешь дома?
— Не знаю. — Сима пожимает плечами. — Можешь оставить себе, я не использую корицу. Извините, мне пора заниматься делами…
— Да, конечно, мы уходим. — По лицу соседки Сима понимает, что ей сейчас хочется не штрудель с корицей печь благоверному, а запихнуть ему эту баночку… ну, куда-нибудь поглубже. — Извини за эту сцену, муж у меня иногда, как видишь, плохо держит себя в руках.
Павел побагровел и с силой захлопнул дверь ванной. И вдруг Сима поняла со всей ясностью, что происходит в жизни ее новой знакомой. Вышла замуж за патологического ревнивца, который если бы мог, то надел бы на нее пояс верности, паранджу и запер бы в бронированной комнате, и все равно ревновал бы ее и к поясу, и к парандже, и к стенам этой комнаты. И Юля отказалась от работы, от контактов с людьми, от собственной жизни, приговорив себя к домашнему аресту — но супруг упорно отбирает у нее даже те миллиметры самоуважения, которые еще остались. Сима внутренне содрогнулась. Она представить себе не может, чтобы вот так позволила кому-то проделать что-нибудь подобное с собой.
