ГЛАВА ВТОРАЯ,
в которой снова идет спор о воспитании
Вдруг дверь заскрипела, и в комнату вошел Геннадий Онуфриевич, держа за руку бледного мальчика, одетого в кримпленовый темно-серый костюм, остроносые лакированные туфли и кружевную рубашку. Наряд мальчика дополняли синий галстук и белый платочек, торчащий из кармана пиджака.
- Что здесь происходит? - удивился Геннадий Онуфриевич.
- Good afternoon![16] - вежливо сказал юный джентльмен и склонил аккуратно подстриженную голову.
Все молча таращили глаза на вошедших.
- Мы немного задержались, - Геннадий Онуфриевич осторожно поднял ногу, пропуская поток кваса в сторону Федора Ивановича. - Не рассчитали с электричкой. А вы уже бьете посуду?
Федор Иванович поднялся с пола и стал выжимать хлюпающие коленки.
- Лес рубят - щепки летят, - почему-то ответил он русской народной пословицей.
- Она хочет хека под маринадом, - сказала Вера и тоже встала с колен.
- Какого хека? Ничего не понимаю, - мотнул головой Геннадий Онуфриевич. - Смит, Please take your seats[17]. Ну что, леди и джентльмены, начнем, пожалуй. - Ученый снял очки, протер их платком.
- Сейчас, я подотру только, - засуетилась Варвара Игнатьевна.
Ирочка подошла к бывшему мужу, протянула руку:
- Здравствуй, Гена… Ты прекрасно выглядишь…
Геннадий Онуфриевич подслеповато прищурился на бывшую жену.
- Ах, и ты здесь, - сказал он рассеянно.
- У вас очки, как в бинокле, - сказала Лора. - Вы в них похожи на рака.
- В самом деле? - удивился Геннадий Онуфриевич. - На рака? Мне этого еще никто не говорил…
- Они боятся. А я никого не боюсь.
- Лора!
- И еще у вас пух в волосах. Что, вам некому зачинить подушку? Вы холостяк?
- Какая раскрепощенность! - донесся восхищенный шепот Нуклиева. Маститый ученый подошел к бывшему коллеге, взял его за локоть. - Забудем все. А?
Красин надел очки.
- И вы здесь?
Ирочка между тем несмело приблизилась к сыну.
- Шурик… здравствуй… Ты меня помнишь? Я твоя мама… Боже мой… какой большой стал… Совсем взрослый… Дай я тебя обниму… Иди ко мне, мой дорогой…
- Он не понимает по-русски, - вздохнул Геннадий Онуфриевич.
- Не понимает? - удивилась Ирочка. - Ах да… твой эксперимент… Но разве ты не закончил?
- Давно. Теперь вот учу русскому, но дело идет плохо. У него оказались плохие способности к языкам. Сейчас я его устроил в русскую школу при английском торгпредстве.
- Объясни, что я его мать! Шурик, боже мой! Неужели это ты, моя кровинушка?
Ирочка заплакала. Геннадий Онуфриевич сказал что-то сыну по-английски. Шурик-Смит протянул матери руку с вежливой улыбкой:
