Кобзиков тяжело перевел дух и потянулся к бутылке с пивом.
- Живодеры вы с хозяином, - проворчал Ким. Он съел кусок плавленого сыра и пошел провожать Тину. Я попытался было углубиться в расчеты, но запах яств раздражал меня. Машинально я отщипнул булку.
- Ешь, ешь, - вкрадчиво сказал Кобзиков. Я не заставил себя долго упрашивать.
- Можешь и консервы съесть.
Несколько удивленный, я открыл «Печень трески натуральную в масле» и принялся опустошать банку.
- Может, ты пива хочешь? Не стесняйся.
Тут я с подозрением оглядел Кобзикова. Чересчур уж хлебосольная была у него физиономия.
- Признайся, что тебе от меня надо? - спросил я.
Ветврач замахал руками.
- Что ты! Что ты! Вижу - голодный, почему не угостить? Сегодня - я тебя, завтра - ты меня. Услуга за услугу. На том и свет держится. Допустим, надо сходить за обувью…
Я перестал есть и насторожился:
- Что еще за обувь?
- Да так, ерунда. Забыл в гостях туфлю. Я тебе рассказывал. Самому, понимаешь, неудобно.
- Значит, мне надо идти за туфлей?
- Ну да. Пришел, взял и ушел. Что здесь такого?
- Я отодвинул от себя еду.
- Спасибо. Мне пока еще жить хочется.
- Чудак, - вскочил Кобзиков с кровати. - Абсолютно никакого риска! Я все разведал. Полковник сегодня трудится во вторую смену, полковница на даче. Дома одна моя Дульцинея. Скажешь ей: «Здравствуй, Диночка. Вацлав просил тебя вернуть ему обувь». Вот и вое. Она тебе вернет, и ты сразу ходу.
- А почему сам не хочешь?
- Я вижу, ты совсем профан в любовных делах. Мне же придется тогда остаться!
- Ну и оставайся. Разве она тебе не нравится?
- Нравится. Но есть одно обстоятельство. Так называемый критерий времени.
- Что это за чертовщина?
- Ну, понимаешь… сегодня у меня еще два свидания. А как я пойду, если туфли одной нет? Ну как, Ген?..
- Нет.
Кобзиков возбужденно забегал по комнате.
- Слушай.! Я отдам тебе все, что на столе!
- Нет!
- И еще бутылку сверх того, - соблазнял Вацлав.
- Нет.
Тогда Кобзиков остановился:
- Слушай. Я тебя поведу в ресторан, Понял? Заказывать будешь ты, что хочешь.
- Что хочу? - переспросил я..
- Что хочешь!
- И гуся?
- И гуся.
- И коньяк?
- И коньяк.
- Только еще одно условие, - сказал я. - Ты расскажешь мне свою биографию. Ты мне будешь исповедоваться: почему ты такой страшный потаскун. И все остальное.
- Идет! - согласился Кобзиков.
Ресторан был уже закрыт.
- Не напирай, - сказал швейцар, угрожающе выпячивая грудь и шевеля усами.
Вацлав сунул ему рубль, и усы опустились. За столиками было почти пусто. Мы сели у окна. Подошла официантка с усталым лицом.
