Прощаясь, Димка крепко сжал мне пальцы. Я невольно поморщился. Он смущенно выпустил мою руку из своей лапищи. Она была у него широкая, словно лопата, грубая, мозолистая, с задубевшей шероховатой кожей.
- Извините, - усмехнулся он, - забыл, что вы городской. Мы тут привыкли жить во всю ивановскую.
Бывший друг упорно называл меня все время на «вы».
- Ничего, - пробормотал я.
- Просим прощения, - усмехнулся он еще раз. - Заходите.
- Заходи, сказала Катя и опустила длинные ресницы.
- Все в порядке, - сказал, подходя к нам, Ким. - Два семяпровода оказались забитыми.А я думал, шестерня сломалась.
Я взобрался в седло. Все-таки «Летучий Голландец молодчина! Вместо того чтобы сломать шестерню, он всего-навсего забил семяпроводы.
Мы кончили поздно вечером. Когда я вылез из седла, сделанного из старого одеяла, все поплыло у меня перед глазами. Изнутри к горлу подкатился скользкий противный ком.
Это был приступ самой настоящей морской болезни.
- Сегодня высеяли пять кило! - крикнул Ким. Целых пять кило? Нет, жизнь все-таки прекрасна
ВАЦЛАВ КОБЗИКОВ ИСПОВЕДУЕТСЯ
Дома нас ожидало фантастическое зрелище.
Вацлав Кобзиков лежал полуголый на кровати и сосал из бутылки пиво. Стол был уставлен яствами: консервами «Печень трески натуральная в масле», «Зеленый горошек», «Солянка овощная» и пивными бутылками. Повсюду валялись кожура от колбасы и огрызки сыра. Если учесть, что еще утром у ветврача не имелось ни копейки, а до стипендии было так же далеко, как в сказке о сестрице Аленушке до колодца, то наше изумление можно было понять.
- У тебя умерла бабушка?
Кобзиков посмотрел на меня сонными, слипающимися глазами и ничего не ответил. Он сильно напоминал хорошо закусившего удава, и мне даже показалось, что в его кругло торчащем животе что-то слабо шевелится.
- Ты нашел мумию египетского фараона?
- Нет.., ик… сдал курятник.
- Я тебя серьезно спрашиваю.
- Не видишь, - сказал Ким, - человек объелся? У него бред.
Но Кобзиков не мог сердиться.
- Нет, серьезно, ребята… ик… я передислоцировал «вооруженные силы» на чердак.
- Расскажи подробней, - попросил я.
- Извольте. Сижу я, значит, на крыльце и думаю: не утянуть ли Егорычевы кальсоны, которые прямо сами свешиваются мне в руки с веревки? Продать - пирожков накупить можно. Вдруг появляются двое. Он и она. Юнцы. «Не вы хозяин дома будете?» - спрашивают. «Допустим», - отвечаю я уклончиво. Тогда они безнадежными голосами говорят:«Не найдется у вас комнатки? Молодожены мы, студенты». Окинул я с крыльца «Ноев ковчег» взглядом и отвечаю: «Нет. Все занято». Они повернулись и пошли, печальные такие. Жалко мне их стало. Зыркнул я на Егорычеву халупу второй раз, и вдруг меня осенила гениальная идея. «Стойте! - кричу. - Хотите пока занять вот этот сарайчик? Петушка мы куда-нибудь переселим». Если бы вы видели, как они обрадовались! Я тоже за них обрадовался и не заметил, как мне задаток сунули.
