– Страшно. – Произнесла Мона, тихо и очень отчетливо, заставив Арго запнуться. – Старый страх, не перед тем, что будет – перед тем, что есть. Старая боль. Ты ведь на самом деле хорошо знаешь, что такое быть вещью? И ты тоже не видишь нас – для тебя есть только прошлое, с которым ты сейчас говоришь. Покажи мне, а я покажу им всем, о чем они просят…
Арго повернул голову – так могла бы повернуться орудийная башня у боевой машины древности. Мириам внезапно поняла, что он действительно почти не видит стоящих перед ним детей. Что-то билось в его цветах – живое, ищущее пути наверх. Как бабочка, ожившая осенью, ломающая стенки своего кокона, одну за другой.
– Покажи нам! – Повторила Мона, и Мириам внезапно поняла, что стоит слишком близко, к ней, и Арго. А бежать уже поздно.
И последняя стенка треснула.
«Он стоял, чувствуя босыми ступнями горячий шершавый бетон. Левый глаз не открывался, заплывая кровью. Но и правого было достаточно, чтобы различить фигуры людей, плавящиеся в солнечном сиянии вверху, над краями бетонной ямы.
Двое мальчишек, которых только что сбросили в яму, что-то кричали ему. Он не различал никакого смысла в их словах, радуясь неожиданной передышке. Горячий воздух разрывал истерзанные легкие, каждый вдох отдавался острой болью в левом боку – но он все еще мог дышать.
Один из двух мальчишек, видимо, посмелее, наклонился, подняв грубое лезвие, брошенное в яму вместе с ним. Второй держался за его плечо, словно не понимая, что происходит.
Оба были выше ростом, и старше. Тот, кого потом назовут Арго, смотрел на них снизу вверх, моргая одним глазом, и зачем-то считая вдохи – он умел считать только до трех, и счет все время повторялся.
Тех, с кем он уже дрался сегодня, было значительно больше, чем он смог бы сосчитать. Видимо, фигуры на краю ямы решили выяснить, сколько боев сможет пережить маленький упрямец, прежде чем сдохнуть – не понимая, что он вовсе не собирается умирать, пока ему есть, кого ненавидеть.
Лезвие дернулось вперед. Выпад был неловким. Тот, у кого все еще не было имени, отступил на шаг, и рассмеялся, хрипло и жутко, обнажая залитые алым редкие зубы – не потому, что ему было смешно.
Сил на крик больше не было. И нужно было еще вдохнуть, чтобы прыгнуть…»
Воспоминание Арго ударило Мириам, хлестнув невидимой ладонью по лицу и сердцу. С трудом удержавшись на ногах, она подняла глаза на его лицо – неподвижную жуткую маску, под которой, в бурлящем вихре цветов, проступали черты ребенка. Кто-то из молодых людей перед ними упал. Восклицания повисли в воздухе, а Мона внезапно села прямо на бетон, хватаясь за Мари и прижимая вторую руку к глазам.
