Король спал, обхватив седую голову руками. Один.
Скол и обрадовался, и огорчился. Больше все-таки обрадовался. Он поговорит с ней потом, победоносно придет и все расскажет.
Зажег в комнате свет и убрал фонарь в карман.
– Король!
Голова и руки в пижаме не пошевелились.
– Король! – повторил он, подходя к кровати. – Просыпайся, Иисус ХЛ.
Тот перекатился на спину и заслонился от света рукой. Прищурившись, поглядел сквозь пальцы.
– Надо поговорить.
– Что ты здесь делаешь? Сколько времени?
Скол бросил взгляд на часы.
– Без десяти пять.
Король сел, потирая ладонями глаза.
– Злость, что происходит?
Скол подвинул стул к изножью кровати и сел. В комнате было не прибрано, из мусоропровода торчал грязный комбинезон, на полу темнели пятна чая.
Король кашлянул в кулак раз, другой. Не отнимая руки ото рта, поглядел на Скола. Его глаза были красными, волосы смяты со сна.
– Хочу спросить, как там, на Фолклендских островах?
Король опустил руку.
– На каких островах?
– Фолклендских. Тех, где ты раздобыл семена табака. И парфюмерную воду, которую подарил Лилии.
– Я сам ее сделал.
– Семена тоже сам?
– Мне их дали.
– В АРГ20400?
После секундной паузы Король кивнул.
– А тот человек где их взял?
– Не знаю.
– Ты не спросил?
– Нет, не спросил. А не пойти ли тебе восвояси? Поговорим завтра вечером.
– Никуда я не пойду, пока не услышу правду. У меня терапия в 8:05. Если я вовремя на нее не явлюсь, всему конец – мне, тебе, всей группе. Не бывать тебе больше никаким Королем.
– Дракин сын! Вон отсюда!
– Я никуда не уйду.
– Я уже сказал тебе правду.
– Не верю.
– Да пошел ты! – Король лег и перевернулся на живот.
Скол, не шевелясь, смотрел и ждал.
Через несколько минут Король снова сел. Отбросил одеяло и спустил босые ноги на пол. Почесал обеими руками ляжки в пижаме.
– Не «Фолклендские», а «Американуэва». Они выбираются на берег и выменивают что-то свое на местные товары. Заросшие существа в дерюге и коже. Больные, отвратительные дикари, речь которых почти невозможно разобрать.
– Они существуют! Они выжили!
– Только на это их и хватило. У них загрубевшие, как дерево, натруженные руки. Они воруют и голодают.
– Но в Семью не возвращаются.
– А зря. У них там до сих пор религия. И алкоголизм.
– Сколько лет они живут?
Король молчал.
– Больше шестидесяти двух?
Глаза Короля холодно сузились.
– Что такого распрекрасного в жизни, что ее надо продлевать до бесконечности? Что такого фантастически чудесного здесь или там, чтобы шестьдесят два было недостаточно, а не наоборот, слишком много? Да, они живут больше шестидесяти двух. Один утверждал, что ему восемьдесят, и, глядя на него, я поверил. Но они умирают и моложе, в тридцать и даже двадцать – от тяжелого труда, грязи и защищая свои «деньги».
